|
|
Н.А. НЕВСКИЙ – ИССЛЕДОВАТЕЛЬ КУЛЬТУРЫ ОКИНАВЫ (часть 4)
Из наследия Н.А. Невского по культуре Окинавы (I)
В поисках 'Богини из Ниима': по следам легенды 'Почему перестали рождаться красавицы'
Маленькая - объемом всего в 1 страницу - работа Николая Невского 'Почему перестали рождаться красавицы' была впервые опубликована на японском языке в 1927 г. в журнале 'Миндзоку' ('Этнос') в январе 1927 г. (т. 2, N 2, с. 156-57) под названием 'Бидзин но ммарэну вакэ' и затем переиздана в сборнике 1971 г. 'Луна и бессмертие' под редакцией известного представителя японской этнологии Масао ОКА (Цуки то фуси, с. 32-33. Токио, серия 'Тоё: бунко' N 185 изд-ва 'Хэйбонся').
В некотором смысле эта работа имеет особое значение. К сожалению, многие из образцов фольклора (песни, мифы, легенды, предания, сказки и пр.), собранные Невским на островах Мияко, сейчас уже более не являются уникальными по своему содержанию (тем более, что часть из них была взята из местных публикаций; ценность же фонетической транскрипции Невским местного фольклора, напротив, только возрастает). За три четверти века, прошедшие с тех пор, пока наследие Невского по культуре Мияко, даже частично опубликованное на его родине, оставалось, фактически, невостребованным, а перевод 'Фольклора островов Мияко' появился на японском языке только в 1998 г., местные и японские исследователи собрали на Мияко огромное количество фольклорных материалов. При сравнении этих двух массивов видно, что многие образцы Невского имеют аналоги или близкие варианты в более поздних японских публикациях… Многие, но не все: оказывается, что легенда 'Почему перестали рождаться красавицы' - уникальна! Полистаем, например, 'Мияко сидэн' ('Исторические предания Мияко'), фрагменты которой совпадают с некоторыми материалами Невского; эта книга принадлежит перу Киёмура Ко:нин, который-то и рассказал Невскому легенду 'Почему перестали рождаться красавицы', но в 'Мияко сидэн' этой легенды нет. На это обратил внимание еще японский биограф Невского Като Кю:дзо, который пишет, что 'сейчас (т.е. в 1975 г., когда Като побывал на Мияко. - Автор), похоже, мало, кто [на Мияко] эту легенду знает' (Цуки то фуси, 172). И сейчас, 30 лет спустя, на Мияко не только простые жители, но и местные краеведы и фольклористы с трудом вспоминают: да-а, вроде, есть такая легенда, но ...
Краткое содержание этой легенды таково. В старину на Мияко в местности Ниима, что в Хирара, жила-была необыкновенная девица-красавица. И понравился ей женатый человек. Отец ее страшно прогневался и приказал дочь … убить! Но девушка была спасена; долго она в затворничестве предавалась молитвам, и, наконец, боги забрали ее с грешной земли, и она сама сделалась божеством - 'Богиней из Ниима'. Но только в этой семье красавицы больше не рождались …
На русском языке легенда 'Почему перестали рождаться красавицы' была опубликована 70-ю годами позднее первой японской публикации в сборнике "На стеклах вечности: Николай Невский. Переводы, исследования, материалы к биографии" (составитель Л. Л. Громковская. Петербургское востоковедение. Вып. 8. СПб., 1996. С. 280-81) в переводе с японской публикации (в сб. 'Луна и бессмертие'). Создается впечатление, что публикация этой легенды на русском языке как будто бы окутана флером мистификаций. Вот, как пишет сам Невский, эта легенда взята, 'из путевого дневника Южных островов' (Цуки то фуси, 33; термин 'Южные острова' - 'Нанто', - который был тогда в ходу, означал в совокупности Рюкю, Тайвань и ю.-з. часть Тихого океана; последние тогда были под управлением Японии). Есть также пометка: '7 августа 1926 г., о. Мияко, г. Хирара, гостиница 'Ятиё рёкан' (там же, 32). Другими словами, Невский перевел на японский язык фрагмент из своего дневника экспедиции на Мияко в 1926 г. Отечественные биографы Невского пишут, что 'во время поездки летом 1926 года он вел дневник. Одновременно это была и рабочая тетрадь для полевых записей фольклорного материала' (Громковская, Кычанов, 96). Хотя они не указывают, где хранится эта 'толстая линованная тетрадь' (там же, 98), с большой долей вероятности можно предположить, что в составе рукописного наследия Невского в Архиве востоковедов (в С.-Петербурге), с которым Громковская и Кычанов много работали (в Архиве Невского библиотеки Университета Тэнри в Японии ее, похоже, нет). Итак, оригинал легенды 'Почему перестали рождаться красавицы' содержится, очевидно, именно в этой тетради. Остается загадкой, почему составители сборника 'На стеклах вечности', имевшие доступ к наследию Невского в Архиве востоковедов, предпочли оригиналу 'список' - обратный перевод с японского языка. Далее, в примечаниях к публикации указано: 'Перевод А.Н. Мещерякова' (см. ПВ, 280), но по собственным словам последнего, на самом деле переводил А.М.Кабанов.
В русскоязычной публикации также говорится, что эту легенду Невскому поведал некий 'Кэйё Муракими' (там же); впервые столкнувшись с этим информатором Невского, да еще с таким необычным именем, я заглянул в сборник 'Цуки то фуси'. И что же я там вижу? Ба, знакомые все лица: никакой это не новый 'Кэйё Муракими', а уже знакомый нам - Киёмура-кун (Цуки то фуси, 32), т.е. 'друг-приятель' Киёмура! Так же - 'Киёмура-кун' - Невский называет его и в 'Материалах по детским играм о. Мияко' (Цуки то фуси, 85).
Восстановим доброе имя этого человека: Киёмура Ко:нин (1891-1929 гг.) - выдающаяся личность; уроженец Мияко, он стал основоположником изучения местной истории и культуры. Сам Невский пишет о 'Kiyomura (или в местном произношении Kiimura) Gonin' как об авторе 'Сборника народных песен' ('Miyako min`yooshu' вып. I, Псара, 1927 г.) и 'большой интересной работы' 'Miyako shiden', изданной 'Обществом по охране исторических памятников южных островов в г. Псара в 1927 г. (Фольклор, 18). 'Киёмура (Киимура) Гонин' у отечественных публикаторов стал 'Кимура Гонин'; современное же произношение - 'Киёмура Ко:нин'). С Киёмура Ко:нин Невский познакомился, видимо, еще во время своей первой поездки на Мияко; их тесное сотрудничество началось со второй поездки. Вероятно, и то, что они были ровесниками, и общность интересов - фольклор Мияко - сдружили их; сам Невский называет Киёмура 'другом' (Фольклор, 18); трагическое совпадение: и тот, и другой рано ушли из жизни (Киёмура из-за тяжелой болезни).  Киёмура с уважением пишет о Невском в предисловиях, датированных январем 1927 г. к 'Мияко сидэн' (см. Мияко сидэн, новое издание, изд-во 'Фудзамбо Интерншл', Токио, 2008, с. 1; с. 380-81) и к 'Сборнику народных песен Мияко' (там же, 309-10). От Киёмура кроме легенды 'Почему перестали рождаться красавицы' (см. там же, 381) Невский услышал легенду о 'молодильной воде' ('предание о Акаря-ззагама'. - 'Луна и бессмертие', ПВ, 269-270), а также некоторые сведения для 'Материалов по детским играм о. Мияко' (Цуки то фуси, 85).
Итак, Невский пишет, что 7 августа 1926 г. в гостиницу 'Ятиё рёкан', где он остановился по приезде на Мияко, пришли Киёмура Ко:нин и Мисима Ёсиаки, директор начальной школы в Хисамацу. Они втроем, видимо, пешком отправились в 'деревню Носаки' (яп. Но:дзаки; 'Носаки' - общепринятое название поселка Хисамацу). Поселок Хисамацу, состоящий из 2-х селений, Кугай и Мацубара, находится на юг от Хирара на расстоянии около 2 км (см. фото 4.1). 'По пути' в Хисамацу - на окраине Хирара - Невский с попутчиками увидел старую могилу (см. фото 3.8 на http://www.ru-jp.org/baksheev14.htm), и Киёмура рассказал легенду о том, почему же перестали рождаться красавицы.
В русском переводе легенды 'Почему перестали рождаться красавицы' говорится, что могила принадлежит 'старинному дому Око Ниману из деревни Хирара, что в Нисисато' (ПВ, с. 280). Заинтересованный географическими новостями - 'деревня Хирара, что в Нисисато' - и необычной - даже для Рюкю - фамилией 'Око Ниману', я вновь заглянул в сборник 'Цуки то фуси', с публикации которого был сделан перевод. А там написано, - если транскрибировать иероглифы на стандартном японском языке: 'Хирара-сон Нисисато-но коадза Нэма-но кю:ка', т.е. 'старинная семья из малой адза Нэма (диал. Ниима; курсив мой. - Автор), что в [большой адза] Нисисато волости Хирара' (Цуки то фуси, 32). В 'Матерьялах к говору Мияко' Невского, которые также хранятся в Архиве востоковедов, читаем (у Невского в этой словарной статье нет русского эквивалента, поэтому далее я перевожу с японского): 'Ni:ma (общедиалектное) [записывается иероглифами] Нэма. Название местности. Малая адза большой адза Нисисато городка Хирара (Хирара-тё-но ооадза Нисисато-но коадза) (Н.А.Невский 'Матерьялы для изучения говора островов Мияко', по факсимильному изданию мэрии г. Хирара 'Мияко хо:гэн но:то', о. Мияко, 2005 г.; далее: Материалы т.1., с.614). Таким образом, даже только по данным Невского совершенно очевидно, что по 'принципу матрешки' Нэма входит в Нисисато, а Нисисато - в Хирара, а никак не наоборот (см. фото 4.2 и 4.3).
КОММЕНТАРИЙ 1.
В 1908 г. из всех островов Мияко был создан 'уезд' Мияко (Мияко-гун), куда вошли четыре 'волости' (Хирара-сон, Гускубэ-сон, Симодзи-сон, Ирабу-сон; в 1913 г. пятая 'волость', Тарама-сон, выделилась из Хирара-сон), а прежние 'деревни' (мура) были переименованы в 'адза', составляющие эти 'волости'. В 1924 г. 'волость' Хирара (Хирара-сон) была повышена в статусе до 'городка' Хирара (Хирара-тё), поэтому в материалах Невского встречаются оба названия, но фактически это одно и то же. А составитель 'Фольклора островов Мияко', видимо, понял это так: 'Хирара - не то маленький городишко, не то большая деревня' (Фольклор, 180), что, по сути, справедливо и поныне.
Вдобавок, у Невского, кроме 'волости Psara' (яп. Хирара) и тождественной с ней 'деревни Psara', встречается еще 'собственно Psara'. При этом, если в 'волость' Хирара (Хирара-сон), как в административное объединение, входило 18, а потом 15 'адза' - как позже в 'городок' Хирара (Хирара-тё) - то, как Невский пишет, 'собственно Psara', т.е. населенный пункт Хирара, состоит из 5 'деревень', или 'селений', иначе 'больших адза' (ооадза): Симосато, Нисисато, Хигаси Накасонэ, Ниси Накасонэ, Никадори (эти названия я привожу на стандартном японском языке). 'Нисисато' (букв. 'Западное селение') на диалекте у Невского звучит - если перевести его фонетическую транскрипцию в кириллицу - примерно, как 'Нисызату' и 'Низзату' (см. Материалы, 1:620); мои информаторы из Нисисато говорят 'Иззату'; 'из' (яп. 'ири') - 'запад', буквально 'заход [солнца]' (о слове 'запад' также см. - Материалы, 1:255; о других 'больших адза' в составе 'собственно' Хирара. - см. там же, 1:16; 1:210; 1:256; 1:620; 1:662). 'Большие адза', как читатель уже понял, могут состоять из 'малых адза', которые Невский иногда называет 'слободами' (см. Материалы, 2:434); в условиях современной городской застройки в Хирара 'большую адза' Нисисато можно назвать 'районом', а 'малую адза' Нэма - 'кварталом'.
Итак, 'Нэма' (диал. Ни:ма; для удобства читателей я в этой статье даю транскрипцию 'Ниима'; у Невского в записях песен и словарных материалах 'Ni:ma', а в переводах песен 'Нима') в легенде 'Почему перестали рождаться красавицы' - не название старинного дома или фамилия (хотя такая фамилия, которую носят выходцы из местности Нэма, довольно распространена на Мияко), а название административной единицы - малая адза, по-японски - коадза (слово 'адза' записывается иероглифом, который обычно значит 'письменный знак' и читается как 'дзи'). Именно так следует понимать и читать этот иероглифический бином, а вовсе не как фантастическое 'Око'. Подобная неточность кажется удивительной - ведь в комментариях к письмам Невского в том же сборнике тот же, скорее всего, переводчик дает абсолютно точный перевод (адза) и подробное разъяснение: 'Адза - обособленный поселок внутри города или деревни. В Японии под 'деревней' имеется ввиду мелкое административное объединение типа волости, иногда довольно значительное по площади, которое подразделяется на несколько адза (или бураку)' (ПВ, 342, прим. 1). Этот комментарий относится к т.н. 'основной' Японии (префектуре Кии); единая административная система была распространена и на территорию бывшего Королевства Рюкю, которое в 1879 г. было преобразовано в новую префектуру Окинава.
В пользу того, что у Невского под 'Ниима' имеется ввиду не фамилия, а название административной единицы, свидетельствует и то, что в словарной статье о топониме 'Ni:ma' 'Матерьялов для изучения говора островов Мияко' приводится пример на диалекте Хирара - 'ni:manu o:bana uja:ni-gama?(Ps)?(предание)' (Материалы, 1:614), т.е. 'предание из Psara об О:bana uja:ni-gama из Ni:ma'. Эта фраза из 'Матерьялов для изучения говора …' полностью совпадает с именем красавицы из легенды; только в публикации легенды в сборнике 'Цуки то фуси' оно приведено в скобках, а японский перевод этого имени дан Невским в иероглифическом написании - 'Нэма-но Аобана оя-дзё:-сама' (Цуки то фуси, 32) (согласно словарю 'Вародай', 'дзё:' - 'девушка, дочь; женщина; мисс, мадемуазель; госпожа'; 'о-дзё:-сама' - 'барышня'). В русскоязычном переводе легенды 'Почему перестали рождаться красавицы' читаем: 'Люди звали ее Ниману обана удзяни-гама' (ПВ, 280), т.е. переводчик, игнорируя иероглифическое написание имени и не задумываясь о смысле, дал как есть кальку с латиницы, да еще с ошибкой - в фонетической транскрипции Невского 'ja' читается как 'я', а не как 'дзя'. 'Ниману обана удзяни-гама' - не очень-то благозвучное имя для красавицы! К тому же 'Ниману' (правильно 'Ни:ма-ну/Ниима-ну') на диалекте соответствует 'Нэма-но' по-японски, т.е. 'из [слободы] Ниима'. Обратимся вновь к 'Матерьялам для изучения говора …' (иероглифы я даю в транскрипции): '(Ps) [диал. Хирара] o:bana [яп.] аобана 'голубой (синий) цветок' (Материалы, 2:1); '(Ps) [диал. Хирара] uja:ni [уя:ни]? [яп.] "оя-анэ"-но и (значит 'родительская сестра') … 'Родительская сестра (старшая)' = дочь человека благородного сословия; барышня; жена (преимущ[ественно] благород[ного сословия])' (там же, 2:443); '-gama Уменьшительный суффикс к существительным и прилагательным' (там же, 1:197). В 'Словаре языка островов Мияко', изданном на Окинаве, также читаем: 'uja ani [уя ани]? [яп.] "оя-анэ" Уважительное обращение крестьян к замужним женщинам благородного сословия - средних лет и молодым, - а также к девушкам' (Симодзи Кадзухару. Мияко гунтого дзитэн. Наха, 1979. С. 39).
'О:бана' - необычное женское имя для Мияко, нигде больше в местном фольклоре не встречается; скорее всего, это прозвище. Почему же люди прозвали её именно так?
КОММЕНТАРИЙ 2.
'Аобана' (диалектное 'о:бана', 'аубана') - это разговорное название цветка, который по-японски 'правильно' называется цую-куса (букв. 'росная трава') и имеет в Японии множество народных, местных и специальных названий: 'цуки-гуса' ('лунная трава'), 'хотару-гуса' ('трава-светлячок'), 'бо:си-хана' ('цветок-шляпка'), 'уцуси-хана', 'ханада-хана', 'ти-гуса', 'камацука', 'о:сэкисо:', 'хэкисэнка' (см. фото 4.4).
Это растение (латинское название род Commelina), насчитывающее, по разным оценкам, от 200 до 600 видов, встречается в тропиках и субтропиках многих континентов (как 'сорное растение' также и в умеренной зоне); распространено по всей Японии и Восточной Азии, в том числе в Китае и на островах Рюкю. В России коммелина обыкновенная (Commelina communis Linn.), известная под названиями синеглазка и лазорник, растет на Дальнем Востоке, а также занесена в Сибирь, на Кавказ.
У коммелины 'аобана' ('голубой (синий) цветок') цветы редкого цвета, по определению, небесно-голубые, фиолетово-синие или лазурные; растет в полях и по обочинам дорог; цветет с июня по сентябрь. Цветы маленькие, но необычной формы (в виде ракушки или шляпки); три лепестка, из которых два крупнее и ярко окрашены. Считается, что в Японии это растение получило названия цую-куса ('росинка-трава') и 'цуки-гуса' ('лунная трава') потому, что цветы раскрываются якобы еще ночью при лунном цвете (на самом деле, утром) и увядают к полудню; на рассвете его лепестки бывают покрыты росой, и поэты уподобляли этот цветок утренней росе, - тем более что каждый цветок цветет только один день. Не удивительно, что с такими данными, входящими в 'джентльменский набор' японской культуры - 'луна', 'роса', быстрое увядание, недолговечность, - в Японии этот цветок был любим с древности; 'цуки-гуса' (это его старое название) встречается - в разных вариантах написания - уже в первой японской поэтической антологии 'Манъёсю' (ок. 759 г.) в девяти песнях: NN 583, 1255, 1339, 1351, 2281, 2291, 3058, 3059, а также в 'Кокинсю', 'Гэндзи-моногатари' и других классических произведениях. В японской классической поэзии ('вака') 'лунная трава' - это 'осенний цветок', в хайку 'цуки-куса' также осеннее 'сезонное слово', означающее раннюю осень.
В Японии 'лунная трава' издавна применялась и в хозяйственной деятельности: ее лепестки содержат легко извлекаемое красящее вещество, которое использовалось для окраски тканей (по свидетельству очевидцев, или, точнее, экспериментаторов, достаточно легко сдавить пальцами лепесток, как выделяется синий пигмент; если лепестки опустить в воду, она окрашивается). В Японии использование этого натурального красителя известно с эпохи Нара, т.е. уже в 8 в. (интересно, что нанайцы на российском Дальнем Востоке якобы использовали сок из лепестков коммелины для окраски звериных шкур и рыбьей кожи, из которых шили одежду). Считается, что в эпоху Нара (710-794 гг.) ткань попросту натирали лепестками 'лунной травы' или же пропитывали их соком. Кстати, по одной не очень романтической гипотезе, именно такое его свойство в Японии дало коммелине название 'цуки-гуса' - 'приставучая трава' ('цуку' - 'приставать, прилипать'), а уж потом оно было поэтически переосмыслено как 'лунная трава' (поскольку, как известно, 'воображенье проворней живописца').
Однако народная мудрость гласит: что легко приходит, то так же легко и уходит - краситель, полученный из коммелины, был очень нестойким. Такой краситель легко вымывался при стирке, и ткани быстро линяли (вероятно, именно это обстоятельство имелось ввиду в оригинале на японском языке, который на сайте 'Японская классическая поэзия' - одном из немногих в русском Интернете, где отмечена роль 'цуки-гуса' в японской поэзии - в переводе приобрел вид: 'Цуки-гуса' имеет способность быстро менять свой цвет, отчего в песнях встречается как символ непостоянства и изменчивости'; получилось, что цветы 'быстро меняют свой цвет' - просто какой-то цветок-хамелеон!).
После эпохи Нара краситель из 'цуки-куса' по причине его нестойкости использовали, похоже, мало. По некоторым данным, в эпоху Хэйан (794-1192 гг.) его применяли при окраске ткани для одного из одеяний ('слоя') в составе т.н. '12-слойного платья' (дзюни хитоэ), официального костюма придворных дам. Действительно, у ткани, рекомендуемой для осеннего сезона, есть такой цвет - 'цуки-куса', а точнее цветовая гамма: 'ханада' (насыщенный синий) и 'усуао' (бледно-голубой) для лицевой стороны и изнанки (отсюда еще одно название этого цветка в Японии 'ханада-гуса' или просто 'ханада').
Возрождение красителя из 'цую-куса' наступило гораздо позже, когда его недостаток - нестойкость - стал достоинством. В период Гэнроку (1688-1704 гг.) в Японию из Китая через Окинаву или же через Корею завезли технологию окрашивания тканей цуцугаки-дзомэ, в которой 'аобана', легко смываемый краситель из сока цветов 'мурасаки цую-куса', применялся для предварительного наброска рисунка (на Окинаве такая технология была в ходу еще в 1560-х годах). С такой же целью такой же краситель из коммелины обыкновенной применяли в эпоху Токугава (1615-1868 гг.) в технологии окраски тканей ю:дзэн.
'Цую-куса' оставила след не только на ткани … 'Айгами' (записывается иероглифами 'индиго' + 'бумага') - синий органический пигмент из лепестков коммелины обыкновенной - использовался в японской гравюре раннего периода (т.н. айдзури-э); он быстро выцветал на свету, и с 1820 г. его заменили импортной берлинской лазурью.
Коммелина издавна (под названием, которое по-японски звучит 'о:сэкисо:') применялась в китайской медицине (яп. кампо:), усвоенной и японцами, - в качестве жаропонижающего средства (например, при заболевании малярией, что раньше могло быть очень актуально на о-вах Мияко), при отравлениях.
(Когда этот комментарий был уже закончен, обнаружились 'рукавицы за поясом' - 'Краски Японии' с Е.Н. Кручиной на этом же сайте 'Окно в Японию'; см. цуюкусаиро (http://ru-jp.org/iro_tsuyukusairo.htm) и аииро (http://ru-jp.org/iro_ai.htm). Приятно, что наши тексты не повторяют и - почти - не противоречат, а дополняют друг друга).
Весь этот пространный комментарий понадобился, чтобы кратко обрисовать весьма значительную роль коммелины (аобана, цую-гуса, цуки-гуса) в культуре Японии. А что же Рюкю и Мияко? На о-вах Мияко - в частности, на главном острове Мияко у мыса Хигаси хэнна-дзаки и на о. Ирабу - произрастает три вида этого растения - коммелина бенгальская (Commelina benghalensis L.), коммелина рассеянная (C. diffusa Burm. f. ) и коммелина ушковидная (C. auriculata Blume). Все они на местном диалекте называются 'цуки-фуса', что соответствует японскому 'цуки-гуса', т.е. оригинального названия на диалекте, в отличие от многих других местных растений, нет; можно сделать вывод, что это слово, скорее, всего, заимствовано из стандартного японского языка. После изучения литературы и бесед с местными жителями, краеведами и представителями творческой интеллигенции я - с некоторым сожалением - убедился, что, в отличие от Японии, в культурном сознании островитян, по крайней мере, современном, коммелина занимает весьма скромное место - место сорняка. При этом местный поэт и краевед Морио Ираха подтвердил, что женское имя 'Ообана', или, по его словам, 'Аубана' на Мияко не встречается; это прозвище. Обычные люди ('простолюдины') прозвали красавицу, по словам Невского, 'дочь человека благородного сословия' именно так, уподобив ее красоту красоте этого цветка. Значит, эстетическая оценка 'цуки-гуса' на Мияко раньше была высокой. Впрочем, тут нельзя исключить и влияния культуры Японии.
… Да, можно конечно обозвать красавицу из легенды 'Ни:ману О:бана уя:ни-гама', но мне кажется, что она заслуживает более романтическое имя, например, 'барышня Синецветик из Ниима'.
Вернемся к топониму 'Ниима'. После внедрения на островах Рюкю общеяпонской административной системы там в той или иной степени все-таки сохранялись - хотя бы в культурной памяти народа - те принципы организации коммунального пространства, которые складывались исстари. Топоним 'Ниима' (яп. Нэма) есть не только в Хирара; например, в комментариях к 'Песне про господина из Нима' Невский пишет, что в 'южной части деревни Казмата (яп. Каримата; транскрипция кириллицей моя. - Автор) имеется участок пахотной земли … известный под именем Нима ([иерогл.] НЭМА). Разбросанные … по этому участку остатки каменной ограды считаются руинами замка, некогда выстроенного 'господином из Нима' (Фольклор, 17) (см. фото 4.5). В регионе Гускубэ, что занимает северо-восточную часть главного острова Мияко, также нашелся этот топоним (Нэма-ти - 'земля Нэма'), и не один, а целых четыре: южная (минами), северная (кита), срединная (нака) и восточная (хигаси) 'земли Нэма'. 'Ниима' (яп. Нэма) буквально значит 'корневое, т.е. изначальное место', 'место происхождения', т.е. то место, где было основано и откуда начиналось то или иное селение; центр селения.
КОММЕНТАРИЙ 3.
Я усматриваю здесь коннотации понятия 'Ниима' (яп. Нэма) с концепцией Нирай-канай; 'Нирай-канай' - термин для обозначения Иного мира в космологии островов Рюкю; соответствует 'стране Вечного мира' (Токоё) и 'Корневой стране' (Нэ-но куни) Японии. Нирай-канай - это 'райская земля', где пребывают божества и куда отправляются души усопших. При этом в системе культов и верований Рюкю на себя обращает внимание целый комплекс явлений, в название которых входит формант 'ни:' (яп. нэ; 'корень, основа; источник, происхождение, начало, причина'). Назову лишь некоторые из них:
ни:гами/ни:ган (яп. нэгами; 'Богиня истока') - главная жрица культа утаки в селении;
ни:я: (яп. нэя; 'Начальный дом') = ни:ган-я: (яп. нэгами-я; 'дом нэгами) - усадьба основателя селения = дом главной жрицы культа утаки, центр обрядности селения;
ни:дукуру (яп. нэ-докоро; 'корневое место') = ни:я: = ни:муту (яп. нэ-мото; 'корневая основа');
ни:ма (яп. нэма; 'место происхождения') - место, откуда начиналось поселение; центр селения.
И, наконец, нирай-канай - место происхождения окинавцев, Исток всей жизни.
(о Нирай-канай также см. - Е.С. Бакшеев 'Редкие гости' из Иного мира // Япония: путь кисти и меча. 2004, N 4; 'Гости из иного мира' в Японии и на Окинаве http://www.ru-jp.org/baksheev02.htm; Evgeny S. BAKSHEEV Becoming Kami? Discourse on Postmortem Ritual Deification in the Ryukyus. // 'Japan Review', International Research Center for Japanese Studies, Kyoto, Japan, 2008, N 20, с. 275-339.)
В селениях Мияко наряду с Нэма есть и другой топоним - 'Хокама' (на диалекте 'Пукама'); встречается и такая фамилия. 'Хокама' - это 'внешняя сторона', 'другое место', 'вне', 'кроме', за пределами 'корневого места' Нэма, т.е. то, чем позже прирастала данное селение (см. фото 4.6). Такие традиционные поселения могли называться по-разному, например, сума (яп. сима), что для жителей значило не только 'остров', но и 'деревня, селение, государство, мир (вселенная) (Материалы, 1:194), 'мир (община)' (Фольклор 163), или сату (яп. сато), т.е. 'селение' (Материалы, 1:160); сату (сато) - мелкое территориальное образование в составе деревни (мура) или поселка (сю:раку, бураку). Каждое из таких мелких селений сату имело, по меньшей мере, одно святилище утаки; например, в состав деревни Кугай поселка Хисамацу тоже входит сату Ниима, в котором имеется его главное святилище 'Ниима сату утаки' (о святилищах утаки см. http://www.ru-jp.org/baksheev03.htm); с течением времени могли основываться и новые святилища. И вот в одном из таких святилищ 'слободы' Ниима, что в 'селении' Нисисато ('городок' Хирара), во времена Невского еще почиталось божество - 'Богиня из Ниима'. Только в каком? Сейчас на Мияко об этом, похоже, уже никто не помнит …
Е.С. Бакшеев
(Российский институт культурологии, Университет Рюкю, Этнографическое общество Окинавы, Центр по изучению культуры и фольклора Мияко)
Мияко (Окинава)
evgbak@yahoo.co.jp
Постоянный адрес этого материала в сети интернет (с фотографиями) -
http://ru-jp.org/baksheev15.htm
(продолжение см. на стр. http://ru-jp.org/baksheev16.htm)
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 23, 2009.06.14
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|