ОКНО В ЯПОНИЮ    НОВОСТИ    О ЯПОНИИ    ОРЯ    У ОКОШКА    ПИШЕМ!  
 
 

Окно в Японию: http://ru-jp.org

 

АЛЕКСАНДР ДОЛИН
ИСТОРИЯ НОВОЙ ЯПОНСКОЙ ПОЭЗИИ В ОЧЕРКАХ И ЛИТЕРАТУРНЫХ ПОРТРЕТАХ
(08)

ЦВЕТЫ СЕРДЦА

САСАКИ НОБУЦУНА

Один из пионеров новой поэзии танка Сасаки Нобуцуна (1872-1963) родился в литературной семье: его отцом был известнейший ученый-филолог "национальной школы" (кокугаку) периода конца сегуната Сасаки Хироцуна. С десяти лет мальчик начал серьезно изучать принципы классического стихосложения под руководством поэта Такасаки Масакадзэ. В возрасте двенадцати лет юный вундеркинд был принят на библиотечное отделение факультета японской классики Токийского университета, который он успешно окончил в шестнадцать. С этого момента начинается карьера Нобуцуна в большой литературе, которой он оставался верен до гроба. В девятнадцать лет он уже составлял вместе с отцом двухтомное издание "Полного собрания исследований по японской вака" ("Нихон кагаку дзэнсё"), причем после смерти отца написал огромный раздел о "Манъёсю" в одиночку.

Уже в 1902 году он опубликовал серьезные работы по поэзии вака эпохи Эдо и общим вопросам теории жанра.

Нобуцуна откликнулся на призывы Ёсано Тэккана и Масаока Сики о возрождении вака созданием в 1898 году собственного поэтического журнала "Кокоро-но хана" ("Цветы сердца") при литературном "Обществе бамбука и дуба" ("Тикухаку кай"), доставшемся ему в наследство от отца. Разумеется, и общество, и журнал были отныне ориентированы на создание вака нового типа, но при этом Нобуцуна, в отличие от Тэккана и Сики, избегал экстремистских заявлений и считал нужным реформировать танка исподволь, бережно относясь к хрупкой структуре стиха, не нарушая классической гармонии.

Нобуцуна, слывший великолепным знатоком исторической поэтики, быстро набирал популярность среди молодых стихотворцев. Среди его многочисленных учеников оказались будущие признанные мастера стиха: Киносита Ригэн, Кавада Дзюн, Исигурэ Тимата, Кудзё Такэко.

В 1903 г. Нобуцуна опубликовал свой первый сборник танка "Омоигуса" ("Трава раздумья"), который принес ему определенную известность в поэтических кругах. Однако еще больше известности принесла ему профессорская должность на факультете отечественной литературы Токийского университета. В эпоху, когда университеты были еще новинкой, а профессура ценилась на вес золота, Сасаки Нобуцуна, сын почтенного мэтра Хироцуна, читавший лекции по "Манъёсю" в контексте истории и теории вака, совершенно справедливо воспринимался современниками как уникальный ученый-литературовед, хранитель и интерпретатор священных традиций. Помимо изучения древних памятников Нобуцуна приложил немало усилий для реставрации и атрибуции средневековых списков, тем самым заложив основы текстологии, архивного и библиотечного дела - дисциплин, которые ныне находятся в Японии на недосягаемой высоте. До конца эпохи Мэйдзи он выпустил ряд фундаментальных трудов по поэзии и поэтике: "Новые исследования по истории японской вака" ("Сёку нихон кагаку си") в двенадцати томах, "Спорные вопросы теории вака" ("Кагаку ронсо"), "Исследования по истории поэтики вака" ("Вака си-но кэнкю"). Позже он курировал подготовку переводов "Манъёсю" на английский, немецкий и китайский.

Работы по поэзии и поэтике, удостоенные почетных наград, снискали Сасаки Нобуцуна громкое имя в научных кругах и обеспечили ему роль почетного арбитра в поэзии, что всегда служило благоприятным фоном его собственного поэтического творчества и произведений его учеников, составивших вместе с учителем движение танка "новой волны" (симпа вака).

После своего дебютного сборника и вышедшей почти одновременно небольшой подборки путевых стихов о Китае, Нобуцуна опубликовал еще несколько поэтических книг и, оставаясь главным редактором "Кокоро-но хана", продолжал на протяжении многих десятилетий печатать в журнале критические обзоры современной поэзии. Хотя его роль как лидера "новой волны" в сравнении с революционными начинаниями Тэккана и Сики сравнительно невелика, избранная Сасаки Нобуцуна линия умеренного обновления оказалась близка многим начинающим поэтам. Его стихи ранних лет, возможно, недооцененные критикой, внимание которой было устремлено на пламенную лирику "Мёдзё", чрезвычайно разнообразны по тематике, изысканны и стройны по форме, чаще всего достаточно современны по стилю, причем стиль варьируется от спокойных тонов умеренного реализма до страстной патетики позднего романтизма:

хару-но ё-но
сира-сира акэ о
фуна идзуру
минами-но Идзу-но
кои мидори-но ми...

Весенняя ночь
сменяется ранним рассветом -
и лодки плывут
от южного берега Идзу
в даль темно-зеленого моря...

Если этот пейзаж, воспроизводящий идиллическую картину на побережье курортного полуострова Идзу, дышит свежестью и покоем, то следующие пятистишия полны невыразимой тревоги, мистического символистского экзотизма:

хэби цукау
вакаки онна ва
коя идэтэ
кавабара ни оцуру
акаки хи о миру...

Юная женщина,
заклинательница змей,
выйдя из хижины,
смотрит вверх, на багровое солнце,
что сияет над высохшим руслом...

***

ама о хитасу
хоно-но нами-но
тада нака ни
ти-но иро насэри
канасики тайё…

Там, в небесах,
на волнах облаков опаленных,
рдяно, как кровь,
пламенеет посередине
безысходно скорбное солнце...

Даже стихотворения на вполне традиционные темы в исполнении Сасаки Нобуцуна содержат слегка остраненный взгляд на объект изображения и несут на себе отпечаток новой эстетики:

юку аки-но
ямато-но куни-но
яусидзи-но
то-но уэ нару
хитохира-но кумо…

Осенью поздней
храм Якуси-дзи
в краю Ямато -
одинокое облако
повисло над пагодой...

***

кумо сидзуму
юбоку но хатэ ни
тэнт-тэн то
хицудзи ва куроки
хоси-но готоси мо...

Там и сям вдалеке,
у края зеленого луга
предвечерней порой
под нависшими облаками
овцы - словно черные звезды...

В годы господства милитаристической идеологии Сасаки Нобуцуна, отдавший жизнь изучению японской старины, хотя и не слишком активно участвовал в пропагандистской кампании, но все же не остался чужд ура-патриотической эйфории и создал немало стихов, воодушевлявших соотечественников на священную войну. Как и для всех литераторов традиционалистского направления, исход войны явился для него страшным ударом. Как и все, он скорбел и утешался бессмертными словами Ду Фу: "Держава погибла - горы и воды остались, крепость весной вновь травою зазеленеет..."

куни ябурэтэ
ямакава ари
конъя саяка нару
оодзора-но
цуки о аогу ни таэдзу

Держава погибла -
но горы и воды остались,
и нынешней ночью
долго буду я любоваться
ясным светом луны в поднебесье...

В послевоенные годы Сасаки Нобуцуна продолжил свою карьеру ученого и поэта. Его стихи становились все глубже, все прозрачнее, все печальнее:

ёфукэ нитари
фудэ о окитэ футо
каэримиру
кабэ ни ари вага
кодокуна кагэ ва

Поздняя ночь.
Я кисть отложил наконец-то,
оглянулся вокруг -
только тень на стене одиноко
отпечаталась силуэтом...

В сознании большинства читателей Сасаки Нобуцуна остался поэтом далекого прошлого, но в действительности его поэзия вполне современна - точнее, она вне времени.

КИНОСИТА РИГЭН

Киносита Тосихару (литературный псевдоним Ригэн, 1886-1925), выпускник филологического факультета Токийского университета, стал одним из первых учеников и последователей профессора Сасаки Нобуцуна, стремившегося к обновлению поэзии танка на основе переосмысления классики. Примкнув к "Обществу бамбука и дуба", он несколько лет, не привлекая особого внимания критики, писал танка в неоклассицистском стиле, публикуя их в журнале "Кокоро-но хана". Решительную перемену в творчество Ригэна внесло знакомство с Мусякодзи Санэацу, Сига Наоя, Сэнкэ Мотомаро и другими писателями общества "Береза" ("Сиракаба"), носителями идеалов либерального просвещения на демократической основе и воинствующего артистического индивидуализма (см. т. 2 настоящего издания). Под их влиянием Ригэн пробует силы в прозе, но безуспешно. В мире танка его маяком становится Кубота Уцубо. Ригэн упорно ищет свой индивидуальный стиль и вскоре его обретает. "Прочитанный сборник стихов Кубота Уцубо, к тому времени уже приобщившегося к кружку "Береза", стал для меня откровением, - вспоминает Ригэн. - Я стал добиваться гармонии... Хотя нельзя сказать, что до того моя платформа была столь уж зыбкой, но Кубота Уцубо открыл мне путь к более свободному поэтическому космосу. Затем пришла пора, когда на меня произвели сильнейшее впечатление "Цветы павлонии" Китахара Хакусю..."

Внутренний мир Ригэна и стиль его поэзии продолжали существенно меняться на протяжении полутора десятков лет. После Великого токийского землетрясения 1923 года, сопровождавшегося волной политических репрессий, он разочаровывается в идеализме "Березы" и пытается найти иную опору в философских учениях Запада и Востока. В конце концов творчество Ригэна приобретает свойства экзистенциального реализма с сильной демократической окраской. Его неповторимая поэтическая манера не позволила японским критикам, склонным к четкой классификации литературного процесса, причислить Ригэна к какой-либо школе или определенному направлению. Вплоть до своей безвременной смерти от туберкулеза он жил и творил сам по себе, завоевав всеобщее признание светлым лиризмом и пронзительным гуманизмом своих стихов. Первые сборники танка Ригэна "Серебро" ("Гин", 1914) и "Алый яхонт" ("Когёку", 1919) были тепло встречены читателями и критикой, но вершиной зрелого творчества Ригэна, его лебединой песней стала предсмертная книга стихов "Единственный путь" ("Итиро", 1924).

Ригэн в основном придерживался классической формы, но иногда экспериментировал с ритмом, метром и графикой танка, добавляя лишние слоги или меняя интонационную структуру пятистишия. Впрочем, эти вольности имели мало общего с попытками авангардистов и пролетарских поэтов избавиться от всех канонических ограничений.

Секрет мастерства Ригэна заключается в тонкости его наблюдений, привлекающих к познанию мира зрение, слух, обоняние и осязание. Сам по себе этот метод "погружения" в окружающий мир был не нов - им пользовались и сторонники принципа сясэй, и вольные натюристы в лице Вакаяма Бокусуй или Маэда Югурэ. Однако Ригэн в своей поэтической лаборатории добивается поистине удивительного эффекта:

мати о юки
кодомо-но соба о
тоору токи
микан-но ка сэри
фую га мата куру

Я по улице шел
и вдруг, поравнявшись с ребенком,
явственно ощутил
свежий дух - аромат мандарина.
Вот и снова зима наступает...

Аромат мандарина, сезонного плода, который вызревает в Японии поздней осенью, вызывает к жизни множество ассоциаций, связанный со сменой времен года и быстротечностью жизни. Мгновенное ощущение влечет за собой долгие раздумья...

Обоняние и вкус, которые, как известно, обладают свойством мгновенно пробуждать воспоминания, неизменно служат Ригэну в лучших его стихах для создания длящегося настроения момента:

ко-но хана-но
тиру ни кодзуэ о
миагэтари
соно хана-но ниои
касука ни суру мо

Опадают цветы.
Смотрю на пышную крону -
и вот аромат,
очень тонкий, едва уловимый,
долетает от вешней вишни...

Отнюдь не все танка Ригэна выдержаны в традиции чистой лирики. Среди его стихов можно, например, встретить восторженные строки о военных кораблях или о возах со щебнем. Его цикл стихов о крестьянском труде, перекликающийся с киндайси поэтов народно-демократической школы минсю си-ха, безусловно, принадлежит к лучшим произведениям японского "романтического реализма" десятых годов:

сэоитару
тарихо-но омоми
хякусё ва
таэцуцу аюму
хитоаси-хитоаси

На плечи взвалив
копну, неподъемную с виду,
крестьянин бредет -
шаг за шагом вперед, шаг за шагом
все шагает без передышки...

В других танка возникает тема индустриального города, раскрывающаяся в духе Верхарна:

Шум и грохот станков
сотрясают пространство завода -
на дворе заводском
гладь земли, как живую кожу,
пригревает солнце лучами...

Сегодня, когда социальная проблематика в японской литературе потеряла остроту, наибольшую ценность для читателя все же представляют те танка Киносита Ригэна, в которых раскрывается его уникальное видение природы.

КАВАДА ДЗЮН

Поэзия Кавада Дзюн (1882-1966) не вписывается в рамки школ и литературных объединений, определявших магистральную линию развития жанра танка в Новое время. Примыкая на время к той или иной группировке, он неизменно находил слишком стеснительными для себя любые рамки, ограничения в эстетике и поэтике. Он шел своим путем, полагаясь в основном на собственные обширные знания, безошибочный вкус и любовь к поэзии.

Выходец из семьи потомственных интеллектуалов, Кавада Дзюн был сыном заслуженного словесника Кавада Такэси, много лет служившего при дворе в качестве воспитателя наследного принца, будущего императора Тайсё. С четырнадцати лет Дзюн был отдан в ученики к Сасаки Нобуцуна, признанному мэтру поэзии танка, и до окончания школы прилежно изучал основы поэтики. В 1902 году он поступил на филологический факультет Токийского университета, где в то время преподавали знаменитый исследователь японского фольклора Лафкадио Херн и писатель Нацумэ Сосэки. Однако карьера профессионального литератора, которую прочил ему отец, в то время не слишком прельщала юного Дзюн, и через два года он перевелся на юридический факультет. Тем не менее тогда же вместе с друзьями он основал небольшой литературный журнал "Ситинин" ("Семеро"), который был как бы ответом молодых и безвестных стихотворцев на засилье в поэтическом мире романтиков из группы "Мёдзё".

Известность принесли Кавада Дзюн обширные публикации любовной лирики в журнале танка "Кокоро-но хана" ("Цветы сердца"), редактором которого был его недавний учитель Сасаки Нобуцуна. При всей сентиментальности образов эти стихи стали едва ли не единственной серьезной попыткой поддержать традицию супругов Ёсано, вошедших в историю литературы Нового времени как авторы страстного поэтического диалога.

По окончании университета Кавада несколько лет работал в сфере бизнеса, но при этом продолжал писать. Его сборники "Небеса искусства" ("Гигэйтэн", 1918) и "Марево" ("Кагэро", 1921), в которых слышались ностальгические отголоски поэзии "Мёдзё", быстро завоевали популярность. В двадцатые годы вышло несколько новых книг танка, свидетельствовавших о становлении самобытного стиля художника. Его путевые стихи содержат блестящие зарисовки древних храмов и синтоистских святилищ, вписывающихся в горный пейзаж.

Храм Син-Якусидзи
Вихрь все сильнее.
Под напором смятенных небес
не шелохнутся
черепицы слои на кровле
древнего буддийского храма...

***

У святилища Кибунэ-дзиндзя
Отсвет заката
ушел за вершину горы -
вот уже меркнут
и последние алые блики
на плывущем облачке в небе...

Объединенные в циклы пятистишия дают как бы снимки пейзажа с разных ракурсов и в разное время дня, создавая удивительный эффект "объемного видения". Тысячи пятистиший иллюстрируют маршруты поэтических странствий Кавада Дзюн по отдаленным провинциям Японии.

В тридцатые годы поэт оставляет службу, решив целиком посвятить себя литературе. Помимо сочинения танка в сферу его основных интересов входит изучение классики. При том что в поэзии раннего периода Сёва господствовал стиль сясэй, основанный на поэтике "Манъёсю" и диктуемый журналом "Арараги", Кавада обращается в поисках вдохновения к памятнику иного плана. Он публикует фундаментальное исследование "Нового собрания старой и новой японской поэзии" ("Синкокинвакасю", XIII век), в котором доказывает непреходящую ценность куртуазной лирики, пренебрежительно отвергнутой Масаока Сики и его последователями.

Втянутый в зловещий хоровод идеологической пропаганды, в предвоенные и военные годы Кавада Дзюн, как и большинство поэтов танка, лелеет идеалы почвенничества и пишет стихи о священной миссии расы Ямато, о превосходстве японской культуры над западным варварством, о торжестве японского оружия, за что удостаивается государственных наград и поощрений.

Поражение Японии повлекло за собой моральный кризис, который нашел отражение в сборнике поэта "Зимний лес" ("Канрин-сю", 1946). Оправившись от потрясения, Кавада Дзюн вновь ощутил прилив творческих сил:

Я словно воскрес,
воспрянул для новой жизни -
как в первый раз,
выхожу за порог навстречу
зимней ночи в сиянье лунном...

В послевоенные десятилетия он продолжал много работать, создавая разноплановые произведения в русле пейзажной, любовной и философской лирики, лучшие из которых навсегда останутся в антологиях шедевров танка XX века:

Как ароматна
волос твоих черных волна!
Снова и снова
красотою твоей любуясь,
буду жить на свете отныне...

***

От клейких почек
к пышной зеленой листве.
Молодость, зрелость...
Все стремительней мчится время,
все быстрее жизнь утекает...





Печатается с любезного разрешения автора и издательства «Гиперион» по тексту книги «История новой японской поэзии» в 4 тт. СПб., «Гиперион», 2007.

Постоянный адрес этого материала в сети интернет –
http://ru-jp.org/dolin_08.htm

Постоянный адрес следующего отрывка –
http://ru-jp.org/dolin_09.htm

Постоянный адрес первой страницы книги
http://ru-jp.org/dolin.htm

##### ####### #####

OKNO V YAPONIYU 2007.03.19 / DOLIN_08
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru

##### ####### #####


 ОКНО В ЯПОНИЮ    НОВОСТИ    О ЯПОНИИ    ОРЯ    У ОКОШКА    ПИШЕМ!