|
|
ВАСИЛИЙ ЕРОШЕНКО: ОДНА СТРАНИЧКА В МОЕЙ ШКОЛЬНОЙ ЖИЗНИ
23 декабря 2004 г. исполнилось 52 года со дня смерти Василия Яковлевича Ерошенко - незрячего путешественника, тифлопедагога, музыканта, писателя, создававшего свои произведения на эсперанто и японском языках. А 12 января 2005 года - 115 лет со дня рождения этого необычного писателя Серебряного века.
Предлагаем вниманию читателей "Окна в Японию" новый перевод эссе В. Ерошенко "Одна страничка в моей школьной жизни", написанного на языке эсперанто и впервые изданного в Шанхае в 1922 г., однако не в оригинале, а в переводе на китайский язык Лу Синя - основателя новой китайской литературы. Предлагаемый перевод, выполненный Юлией Патлань (Киев, Украина) с оригинала, впервые опубликован на сайте интернет-конференции "Василий Ерошенко и его время" (http://www.eroshenko-epoko.narod.ru).
 Vasilij Eroshenko
UNU PAGHETO EL MIA LERNEJA VIVO
1.
Mi estas blinda, mi blindighis kiam mi estis kvar-agha. Kun larmoj kaj plendoj mi forlasis la regnon de l'belaj koloroj, de l'brila sunlumo. Chu tio chi estas por bono au malbono, mi ankorau ne scias. La nokto dauras longe kaj dauros dum mi spiras. Sed, chu mi malbenas ghin? Ne, certe ne. La fama blinda autoro S-ro Hawkes en lia The Hitting of the Dark Trail diras: "La suno en tagmezo montris al mi la mondon kaj chiujn ghiajn mirindajhojn, sed la nokto montris al mi la universon, la sennombrajn stelojn kaj senliman spacon, la vastecon kaj mirindecon de la tuta vivo; la perfekta tago montris al mi nur la homan mondon, sed la nokto montris al mi la Dian universon. Kvankam la nokto alportis al mi doloron, tre ofte malkuraghigon, tamen en ghi mi audis la stelojn kantantajn kune, kaj lernis scii la naturon kaj tra la naturo vidi la Dion de la naturo"...
Василий Ерошенко
ОДНА СТРАНИЧКА В МОЕЙ ШКОЛЬНОЙ ЖИЗНИ
1.
Я слепой, ослеп в возрасте четырех лет. Со слезами и сетованиями я покинул царство чудесных красок, сияющего солнечного света. К добру ли это или ко злу - я еще не ведаю. Эта ночь длится долго и продлится, пока я дышу. Но проклинаю ли ее? Нет, конечно, нет. Известный слепой автор господин Хоукс в его Hitting of the Dark Trail говорит: "Солнце в полдень показало мне мир со всеми его чудесами, а ночь показала мне мироздание, неисчислимые звезды и безграничное пространство, величие и великолепие всей жизни; совершенный день показал мне лишь человеческий мир, а ночь показала мне Божественное мироздание. Хотя ночь приносила мне боль, очень часто робость, однако в ней я слышал звезды, поющие вместе, и научился познавать природу и в природе зреть Бога природы".
Так говорит господин Хоукс, потерявший ногу маленьким мальчиком и ослепший пятнадцатилетним. Своими рассказами из жизни животных он стал одним из самых известных натуралистов Америки. Могу ли я сказать так же о себе? Живи я, как господин Хоукс, среди лесов в уютном прекрасном доме, в окружении множества домочадцев, возможно, тогда я тоже смог бы говорить так, но, тоскуя по природе, я вынужден был всегда жить в грохоте таких огромных городов, как Москва, Лондон, Токио и других.
В грохоте этих городов ночь не давала мне услышать совместно поющих звезд, она не учила меня в природе познавать Бога. Она научила меня совсем другому, но об этом я сейчас говорить не стану, а расскажу лишь о том, чему учили меня в школе.
Когда мне было девять лет, меня отправили в Москву, чтобы обучить чему-то в школе слепых. Эта школа была закрыта от всего мира, ученикам не позволяли ни выйти по своим делам, ни даже поехать домой к родителям во время каникул. Мы всегда находились под надзором учителей. Учителя учили нас, что земля велика и многие люди еще могут найти на ней место для жизни. Наш друг Лапин (одиннадцатилетний мальчик) спросил: "Но если земля велика, отчего же мой отец никак не может владеть даже маленьким ее кусочком для обработки и должен всегда арендовать ее у графа Орлова?" Учитель наказал его за глупый вопрос; в нашем классе мы могли задавать учителю лишь умные вопросы. Через некоторое время учитель спросил Лапина: "Разве тебе не ясно, что твой вопрос дурацкий?" Лапин все еще не мог понять, и должен был стоять, пока не поймет глупости своего вопроса. Только спустя полчаса Лапин осознал свою глупость и получил позволение сесть.
После урока я спросил Лапина, в чем же глупость его вопроса, и он сказал, что не знает. Я переспросил: "Но ты сказал, что понял свою глупость?" "Я понял, что глупо стоять и быть наказанным за любой вопрос", - ответил он.
Учитель учил нас, что люди делятся на расы: белую, желтую, красную, черную... Самая цивилизованная и развитая раса - белая, самые нецивилизованные - черная и красная.
Лапин встал и спросил: "То есть мы самые цивилизованные и развитые из-за нашего белого цвета?" Другой мальчик поднялся и спросил: "А когда летом загорают дочерна, разве от этого еще и делаются менее цивилизованными?" Учитель сказал, что оба вопроса - глупые, а Лапин и другой мальчик оставались стоять, пока не осознали своей глупости.
2.
Рядом с нашей школой находится дом господина Перлова. Господин Перлов - глава самой известной русской чайной компании в Китае, ввозящей чай из Китая в Россию в огромных количествах. Однажды господин Перлов пригласил к себе в дом известного китайского дипломата Ли Хун-Чжана. Господин Ли, узнав, что наша школа находится совсем близко от дома господина Перлова, непременно захотел посетить ее. Он пришел к нам в школу в своем китайском наряде с косой на голове. Он был очень любезен и позволил нам касаться его одежд и косы.
Узнав, что господин Ли Хун-Чжан принадлежит к желтой расе, я схватил его руку и ощупью попытался найти различие белого и желтого цвета. Спустя несколько минут я спросил учителей: "Разве господин Ли действительно желтый человек?" Учителя сказали "да". "Но я не могу найти отличия белой руки от желтой".
Лапин добавил: "Если господин Ли принадлежит к желтой расе, конечно, он должен быть менее цивилизован, чем мы, но мне кажется, что он по крайней мере более любезен, чем наш Михаил". (Михаил был служителем, которого мы очень не любили за грубость.) Переводчик что-то сказал господину Ли, и тот долго смеялся, но после его ухода я и Лапин были наказаны за невежливость к иностранному гостю. Нам запретили есть, пока мы не поймем нашей дерзости. К концу дня мы осознали ее, и нам было позволено идти вместе со всеми ужинать.
По пути в столовую я сказал негромко, склонившись к Лапину, что руки желтого господина Ли Хун-Чжана куда приятнее на ощупь, чем руки нашего белого директора. Лапин ответил, тоже вполголоса, что считает господина Ли Хун-Чжана не только любезнее нашего Михаила, но даже цивилизованнее наших белых учителей.
В столовой наш учитель приказал мне и Лапину встать, и спросил: "Ну а сейчас скажите перед всеми, о чем вы шептались, идя сюда?" Быстро измыслить ложь мы тогда еще не могли, оттого, запинаясь от страха, рассказали все. Учитель рассвирепел, он приказал нам встать на колени на холодный каменный пол и сказал, что не разрешит подняться, пока мы ясно не осознаем наших ошибок.
Ничего не ев с раннего утра, мы поняли наши ошибки вскорости. Мы припомнили все плохое или странное, что когда-нибудь слыхали от наших учителей о китайцах, и, взвалив все на плечи бедного господина Ли, начали по очереди: "Конечно, господин Ли Хун-Чжан менее цивилизован и менее интеллигентен, чем наши белые учителя, потому что он носит странную женскую одежду, похожую на юбку; он носит смешную косу; когда он был мал, он обувал на ноги маленькие деревянные башмачки, чтобы ноги всегда оставались маленькими..."
Наш одноклассник крикнул: "Но ведь так поступают только китайские девочки!" Лапин без запинки ответил: "Все равно, ведь если бы господин Ли Хун-Чжан был девочкой, он непременно поступал бы так же".
Наша одноклассница закричала: "Но ведь никакая девочка, думаю, сама не станет совать ноги в маленькие башмачки, это заставляют их делать родители!" Лапин, не сдаваясь, отвечал: "Если бы девочки были своими родителями, они поступали бы так же". Все засмеялись, и я продолжил перечислять доказательства нецивилизованности господина Ли Хун-Чжана: "Учитель говорил нам, что китайцы - евреи востока; конечно, господин Ли Хун-Чжан тоже еврей востока. Господин Ли Хун-Чжан думает лишь о собственной выгоде, он любит деньги больше всего на свете, за деньги он продает всё и вся..."
Теперь снова вдохновился Лапин: "Если евреи продали Христа за тридцать серебряников, несомненно, восточный еврей господин Ли Хун-Чжан продал бы Христа за тридцать медяков, если бы никто не дал более". Все снова засмеялись, и мы, воодушевленные этим, продолжали: "Господин Ли Хун-Чжан любит смотреть публичные пытки и казни преступников на площадях; у него много жен, он любит только своих сыновей и совсем не заботится о дочерях: если рождается сын, он радуется и празднует этот день, если рождается дочь, это горе для него; он ездит верхом на людях; он пьет чай без сахара; на завтрак у господина Ли Хун-Чжана черный кот, на обед - белый щенок и черви, на ужин - мышки в меду; поймав вошь, он раскусывает ее зубами..."
"Довольно!", - закричали учителя, побросав ложки, некоторых стало тошнить. Мы были прощены и получили разрешение съесть свой ужин. Все радостно улыбались, но мы сидели грустные. Слезы падали в наш суп, и нам даже не хотелось к нему притронуться. "Вы прощены, отчего же плачете?" - спрашивали несколько раз учителя. Но мы ничего не ответили им; один учитель, увидев, что мы совсем не прикасаемся к еде, с легкой тревогой подошел к нам и спросил: "Что с вами случилось, отчего вы не едите и все плачете?" Лапин ответил: "Теперь мы сами себя наказали и лишили еды за то, что были очень злы и несправедливы к желтому господину Ли Хун-Чжану". Учитель ничего не сказал.
Ночью во сне я снова увидел господина Ли Хун-Чжана в его странной юбке со смешной косой на голове, но он был так добр и его руки были так приятны на ощупь.
3.
Учитель учил нас, что в каждой стране есть тот, кто правит ею, потому что страна без правителя или руководителя, как и школа без дежурного учителя, не может развиваться. Мы все улыбнулись, ведь нам нравилось в школе больше всего, когда дежурный учитель болел и мы могли свободно веселиться: в какие интересные игры мы играли тогда, какие интересные рассказы мы слушали тогда!
Увидев наши улыбающиеся лица, учитель рассердился: "Я не сказал ничего смешного, что же вы улыбаетесь? Смех без причины - признак дурачины". Мы молчали.
Учитель продолжал урок: "Для правления Россией у нас есть император с драгоценной короной на голове, с драгоценными одеяниями на плечах, с троном, чтобы восседать, со скипетром, чтоб держать в руках..."
Лапин перебил учителя: "А если бы у императора не было ни короны на голове, ни особых одеяний на плечах, ни скипетра в руках, смог бы кто-нибудь понять, что он - император?" Вопрос был глуп, и Лапин должен был стоять, но он возразил: "Но, господин учитель, мы не можем видеть ни драгоценной короны, ни особых одежд, как же мы можем узнать, император ли этот человек?" Вопрос был очень глупым, и Лапин должен был встать на колени на полу.
Учитель продолжал: "Кроме императора, у нас есть дворянство, мы должны почитать и повиноваться дворянам, потому что они - высшее сословие, а мы - низшее".
Поскольку Лапин стоял на коленях и у нас некому было задавать глупые вопросы, поднялась девочка: "Оттого что господин Langhof (один слепой из благородной семьи в нашей школе) рожден в семье барона, заслуживает ли он какого-то особого уважения или повиновения?" Вопрос тоже был глуп, и она должна была стоять.
Учитель продолжал: "Как в школе плохие мальчики, подобные Лапину, всегда стараются мешать и вредить учителям своими глупостями, так и в стране есть много негодяев, которые всегда ищут случая, чтобы мешать и вредить государю своими глупостями. Мы называем этих негодяев социалистами, анархистами и т.д. Мы должны опасаться этих людей и ненавидеть их".
Но никто из нас никогда не опасался и не ненавидел Лапина, наоборот, мы любили его больше, чем кого-то другого в нашей школе и думали, что если негодяи в стране так же хороши, как негодяи в школе, то они совсем не страшны для нас.
Вскоре после этого урока великий князь Сергей Александрович, дядя императора Николая ІІ, изволил посетить нашу школу. Он был в то время генерал-губернатором Москвы. (Высший чин в губерниях России - чин губернатора, но были два генерал-губернатора, один в Петрограде и другой - в Москве. Генерал-губернатор властвует над гражданскими чинами так же, как и над военными). Уже за неделю начали готовить школу и учеников к приему такого Августейшего гостя.
Полицейские и солдаты наполнили нашу школу, двор и все улицы окрест. Опасались, что анархисты или революционеры смогут совершить покушение на князя по пути к школе. (Великий князь Сергей Александрович был убит бомбой одного анархиста два или три года спустя.)
В назначенный день все было готово, мы ожидали лишь звонка, чтобы собраться в большом зале. Он зазвонил на пятнадцать или двадцать минут раньше назначенного часа.
Думая, что дежурный сделал это от излишнего рвения, я совсем не спешил идти в зал, и лишь через десять или пятнадцать минут вышел из нашей спальни. По пути в зал меня остановил какой-то незнакомый человек, спросив: "Куда ты идешь?" Я отвечал: "Я иду в зал, где мы будем ждать прибытия дяди императора". Он снова спросил, пообедал ли я, и я отвечал, что да; он вновь спросил: "Обед был вкусен?" - "А если он был невкусным, вы хотите дать мне другой обед, вкуснее?" - "Да, почему бы и нет?" - "Тогда вам придется давать мне каждый день обед и еще ужин, потому что каждый день обед и ужин очень невкусные". Незнакомец рассмеялся: "Может ли тебе понравиться человек, которого ты не видишь?" - спросил он. "Конечно, я не вижу моих друзей, но их очень люблю". "Нравлюсь ли я тебе?" "Я не знаю вас, но даже если бы узнал вас, вы бы мне не понравились. Но у меня нет ни времени, ни желания, чтобы разговаривать с вами, потому что дядя императора вот-вот должен прийти". Сказав это, я направился в зал. Говорят, что во время этой беседы учителя бледнели и краснели: незнакомый человек, говоривший со мной, был сам великий князь, мановением руки он запретил кому бы то ни было вмешиваться в нашу беседу. После отъезда великого князя меня поместили в карцер и совещались о моем изгнании из школы. "Как ты осмелился разговаривать так дерзко?" - строго спрашивали меня учителя. "Но я не мог допустить и мысли, что этот человек - князь". "Как это не мог? Если ты не мог увидеть его великолепного мундира, если ты не мог видеть на его груди бриллиантового ордена, какого нет ни у кого больше в России, ты, конечно, мог бы ощутить его величие: возле него стояли два высоченных телохранителя-черкеса (черкесы - одно из кавказских племен, они выделяются своей преданностью, силой и храбростью. Лицо императорской фамилии обычно набирает своих охранников из них); позади него стояло множество его офицеров и адъютантов, и если ты не мог всего этого видеть, ты, конечно, мог бы это почувствовать".
"Нет, я ничего не ощущал, я подумал, что незнакомец - один из полицейских, по случаю наполнивших нашу школу и двор, таких противных".
Учителя простили меня, потому что я вскоре понял степень моей вины; только мой друг Лапин сказал, что если бы у князя была даже драгоценная корона на голове и скипетр в руках, и если бы он привел с собой всю гвардию из Петрограда, то он все равно бы никогда не мог подумать, что это князь, но всегда думал бы, что это бесцеремонный надменный солдафон.
4.
Как я уже говорил, наша школа была полностью отрезана от всего мира, но раз в две недели учителя с помощью служителей имели обыкновение водить нас в публичные бани, которые снимали специально для нас на два-три часа.
Однажды на этом пути в баню я и мой друг Лапин, замедлив шаги, отстали на двадцать-тридцать футов от стройной колонны учеников. Учителя и служители, всегда глядя лишь вперед, не заметили этого. Так идя по улице с другом, мы были внезапно остановлены вопросом: "Дорогие ребята, а знаете ли вы, куда вас ведут?" Невольно мы обнажили головы и, почтительно приветствовав незнакомца, вежливо отвечали: "Да, почтенный господин, учителя ведут нас в парную".
Незнакомец загадочно засмеялся и спросил: "Для чего? Чтобы заставить вас попотеть?"
"Да, почтенный господин, чтоб мы могли вымыться, потому что двух недель, как говорят учителя, вполне достаточно, чтобы загрязнить тело". "А говорят ли вам ваши учителя, сколько недель достаточно, чтобы загадить дух?" - спросил нас незнакомец. Мы ответили: "Учителя еще не говорили нам об этом".
Он снова усмехнулся и спросил: "А знаете ли вы, как часто даже одной минуты хватает, чтобы замарать человека?"
"О да, почтенный господин, в слякоть выходя из дома в наш сад, мы тут же пачкаемся, ведь чего не коснись, куда не ступи, мы находим лишь слякоть и грязь, но учителя тогда только наказывают и бьют нас, тогда они не ведут нас в баню".
Услышав это, незнакомец сказал: "Всюду сейчас слякоть, куда ни ступи, чего ни коснись, мы только пачкаемся, а эти учителя не ведут нас в баню, чтобы вымыть, но оскорбляют и карают".
Был конец августа, стояла прекрасная погода и уже две или три недели не было никакого дождя, и речи незнакомца о слякоти были для нас совершенно совершенно непонятны.
Несколько человек собрались вокруг, и, видя наши недоуменные лица и полуоткрытые от удивления рты, начали смеяться. В это самое время учитель с двумя помощниками прибежал к нам; раздавая пощечины, он возбужденно кричал: "Вы будете строго наказаны, сколько раз я говорил вам никогда не разговаривать с нищими, а вы делаете это на улице при всем народе! Почему вы стоите, обнажив головы перед этим грязным негодяем? О, неисправимые слепые черти!"
Так крича, он с помощниками грубо волок нас в колонну остальных учеников.
В бане учитель крикнул для нас отдельную комнату, взял прут и сказал, что жестоко накажет нас, по всей строгости, ибо мы опозорили школу. Он говорил: "Что скажет московская публика, если узнает, что ученики благородной школы слепых разговаривают с грязными нищими на улице? Что подумают об учителях школы? А тот нищий! Он был самым отвратительным из тех, кого я когда-либо видел в своей жизни: покрытый грязным тряпьем, с грязными длинными ногтями, с длинной бородой, со всклокоченными волосами, с головы до босых окровавленных ног черный от полчищ блох..."
Розга зло взвилась в воздух и впилась в мое голое тело, другой удар достался Лапину, а третий снова мне.
Стиснув зубы, я поклялся себе, что не издам ни единого стона, не вскрикну ни единым криком, но на втором ударе Лапин вскричал: "Но, господин учитель, мы никак не могли знать, что этот незнакомец - такой ужасный нищий!"
"А вы думали, он кто?"
Лапин ответил тихо: "Я думал, что он какой-то князь..."
Я добавил: "С бриллиантовым орденом на груди, какого нет больше ни у кого в России...".
Странный крик вырвался из горла учителя, в этом крике послышался нам не то вопрос, не то изумление, не то ужас. Розга выпала из его рук на пол. Учитель, вероятно, первый, а может быть, и последний раз в своей жизни узрел на один краткий миг маленький уголок царства ночи с его князем, с головы до босых ног черным от полчищ блох, с особым орденом на груди, какого нет ни у кого больше в России.
Вернувшись из бани в школу, мы ожидали строгого наказания, но учителя не проронили ни слова; я думаю, что они побоялись сообщить о происшествии директору, ведь если бы он узнал, что по недосмотру учителей ученики смогли разговаривать с ужасным нищим, конечно же, первым делом он сделал бы выговор учителям.
***
Чтобы закончить этот небольшой эскиз, я должен сказать, что ночь научила меня, прежде всего, подвергать сомнению всё и вся, она научила меня не верить ни одному слову наших учителей, ни одной фразе любого авторитета; я сомневался во всем, я подозревал всех; я сомневался в благости Бога как и в злобности бесов; я подозревал правительства так же, как и доверяющее им общество. Но других слепых ночь научила брать все на веру и быть спокойными. Большинство моих друзей, кто принял как истину все, чему учили учителя, поверил каждому слову авторитетов, ни в чем не усомнился, - эти друзья уже давно достигли определенного положения в обществе как музыканты, как учителя, как рабочие и живут комфортно, окруженные своими женами и детьми, тогда как я до сих пор не достиг ничего и скитаюсь, сомневаясь во всем и вся, из страны в страну, и кто может сказать, что в один проклятый день я не встану в темном углу шумной улицы, как тот князь ночи, и не протяну руку к прохожим с просьбой о подаянии?...
Пер. с эсперанто
Юлии Патлань (Киев)
patlan_yu@rambler.ru
2004 г.
Постоянный адрес этого материала в сети интернет -
http://ru-jp.org/eroshenko02.htm
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 01, 2005.01.02
Россия 125009, Москва,
ул. Воздвиженка, д. 18, офис 301.
тел./факс (095) 291 2609
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|