Окно в Японию: http://ru-jp.org

БОЖЕСТВА СИНТОИСТСКОГО ПАНТЕОНА: ГЕНЕЗИС, СТРУКТУРА И ФУНКЦИИ

Анна Евтушенко, Новосибирский государственный университет, отделение востоковедения, 3-й курс
Научные руководители: канд. ист. н., доц. Е.Э. Войтишек и канд. филос. н., доц. В.И. Ожогин

В 2007 г. работа заняла первое место на конкурсе работ о синто на русском языке, который с 2004 г. проводит Московское представительство Международного научного общества синто.

Содержание синтоизма по сути представляет собой мифы о сотворении мира и нарождении бесчисленного сонма богов, населяющих синтоистский пантеон под общим названием ками {1}.

Из этих мифов видно, что синтоизм – есть религия пантеистическая, несколько напоминающая мифологию классической греко-римской античности, где нет чёткого разделения между богом и человеком, а также отсутствует «каноническое» определение божества.

Понимание божества в Японии складывалось в течение длительного времени. На раннем этапе истории человек ощущал, что природа заключает в себе огромное таинство. В то время человек видел в окружавших его скалах и камнях великую силу, мононокэ.

В середине периода Дзёмон в Японии распространился миф о божестве, которое много поколений живёт в расселинах скалы [1, c. 209]. Японская мифология рассказывает, что оно пришло из заморской страны вечности и избрало своим убежищем скалу на морском берегу. Источником этого мифа, по мнению археологов Ока Масао, Эгами Намио и Вакамори Таро, следует считать матриархальные культуры Южного Китая и Юго-Восточной Азии, занимающиеся возделыванием риса и охотой. Отсюда мы можем сделать вывод, что представление о духах, населяющих скалы, восходит к середине периода Дзёмон.

К концу периода Дзёмон население архипелага, занимаясь растениеводством, начало открывать для себя таинственные возможности земли. Анимистические взгляды получали теперь воплощение в идее божества матери-земли.

Примерно этим же временем датируются глиняные маски и старинные фигурки догу:, найденные при раскопках в Японии. Эти фигурки, как правило, были женскими, что, скорее всего, символизировало таинство продолжения рода. Они представляли собой духов земли, символизирующих созревание урожая, или божество матери-земли, дремлющее в почве. Могли они служить и изображениями божества хлебных злаков, которое в более поздних японских мифах именовалось Огэцухимэ Тоёукэ или Укэмоти. Согласно мифам, урожай вырастал из тела убитого божества Укэ. Духи Укэ (Огэцухимэ, Тоёукэ, Укэмоти) были связаны с божествами Мусуби – божествами брака, рождения и земледелия.

Желание представлять богов или сверхъестественных существ в символах часто приводит к их персонификации.

Глиняные маски и фигурки периода Дзёмон свидетельствуют о том, что процесс персонификации проходил и в Японии. Благодаря этим диковинным изображениям перед внутренним взором древнего человека постепенно складывались зримые образы духов Укэ, такие, как Огэцу или божество матери-земли.

Население, создавшее культуру Яёй, перестало превращать грубые, демонические маски и фигуры Дзёмон в персонифицированные божества. Фактически с исчезновением культуры Дзёмон подобные маски и фигуры уходят из обихода. К началу периода Яёй не остаётся даже следов от тех предметов, которые можно считать персонификациями божеств или сверхъестественных существ.

Матриархальное общество, сформировавшееся в южных районах Японии, занималось разведением риса, о чём свидетельствует культ Тоёукэ – божества злаков, которому поклонялись в Гэку. Кстати, тот факт, что в святилище Исэ воплощены такие божества морской стихии, как Цукиёми, Идзанаги, Идзанами и другие, свидетельствует о том, что помимо выращивания риса важную роль в жизни общин играло и рыболовство.

В период Дзёмон дух урожая символически воплощался в таинственной фигуре божества матери-земли, погребённой в каменной гробнице под землей. Мрачные заклинания должны были вызвать рост злаков из тела мертвого божества Огэцухимэ. В противоположность им празднества, устраиваемые вокруг амбаров, наполнялись беспечным весельем и мирской радостью бытия.

Если люди Дзёмон пытались проникнуть в тёмную глубь природных тайн и трепетали от ужаса перед камнями причудливой формы, период Яёй характеризует ощущение стабильности, законченности; любой конфликт между человеком и природой разрешался как бы сам по себе, поскольку человек верил в щедрость и благосклонность природы. Переход от благоговейного чувства к природе, запечатлённого в амбарах, к религиозному чувству был естественен.

Как говорилось ранее, божества, покровительствующие сельскому хозяйству, как духи солнца и хлебных злаков, не мыслились протояпонцами, начиная с периода Яёй, в персонифицированных образах; они были абстрактными существами в незримом мире. На празднествах они объединяли людей, действовали в союзе с ними. Человек устраивал эти празднества там, где, по его представлениям, обитали божества. Вместо того, чтобы представить себе божества в образах, человек мыслил образами пространства, населенного богами, и воплощал это в разных символах.

Таким образом, мифологическая традиция, отразившаяся в первых письменных памятниках Японии («Кодзики», «Нихон сёки» и др.), даёт представление о сложном пути формирования системы синтоистских культов. В нее вошли как божества племен Северного Кюсю, пришедших в центральную Японию, так и боги обитавшего здесь аборигенного населения, о чем говорилось выше.

В древности каждый клан удзи пользовался покровительством определенного ками – удзигами. С формированием империи началось формирование и священного «клана», во главе которого встал император – сын неба и потомок богини Аматэрасу, или тэнно: – божественный покровитель. Местные боги лишились своего приоритетного положения, верховным божеством в Японии стала богиня Аматэрасу, сотворившая, как о том повествует миф, японский архипелаг и положившая начало «божественной» императорской династии.

Родоплеменная аристократия все больше замыкалась в самой себе, что вело к значительному усилению культа предков в ее среде. Поэтому не случайно, что зафиксированная в «Кодзики» и «Нихон сёки» хронологическая концепция появления богов (творцы/»небесные боги» – культурные герои/»внуки небесных божеств» – «земные боги») получила свое дальнейшее развитие: относительная значимость богов становилась тем выше, чем раньше они появились.

Это свидетельствует о том, что разделение богов на «небесных», «внуков небесных божеств» и «земных» возникло раньше, чем включение в эту схему Аматэрасу. «Разумеется, реальное историческое развитие внесло коррективы в эту схему. И в первую очередь это относится к Аматэрасу, которая по всем своим типологическим признакам входит в категорию «внуков небесных божеств», но, тем не менее, считается главным божеством пантеона» [8, с. 114].

Символами императорского рода считаются зеркало {2} богини Аматэрасу {3}, меч {4} и яшмовые бусы (магатама) {5}. Именно в эти предметы и воплощается божество, что придаёт императорскому роду сакральный характер.

Зеркала появляются в Японии в ранний период Яёй (III-II вв. до н.э.) и сразу получают роль ведущего сакрального предмета. В древности зеркалами могли обладать только власть предержащие – жрецы или вожди, «три сокровища» при жизни владельца вешались на дерево. Очевидно, что императорские регалии древнее императорского рода, они символизируют собой право управлять страной и необходимы для легитимизации императорской власти.

Видимо, Аматэрасу почиталась скорее как прародительница императорского рода, ее значение как богини Солнца отступило на второй план. Культ бронзового зеркала, который существовал в Японии с начала нашей эры и существует по сей день, в виде почитания зеркала как одного из трех сокровищ императорского дома, соединил несколько религиозно-мифологических традиций. «Это, прежде всего, солярный культ древнего населения Японии, почитание зеркала как магического предмета, восходящее к материковым шаманским представлениям, и мифология национальной религии синто, зафиксированная в VIII веке н.э.» [5, c. 218].

В «Кодзики» зеркало занимает особую роль даже среди трех священных регалий. Не случайно, что богиня Аматэрасу, давая зеркало Ниниги-но микото, напутствует его так: «Это зеркало полностью считай моим духом, и поклоняйся ему так, как мне поклонялся бы» [2, с. 85]. В «Нихон сёки» говорится, что зеркало, которым богиню Аматэрасу выманивали из небесного грота, «есть великое божество, тайно почитаемое в Исэ» [4, с. 137]. Функция зеркала как священного предмета связана с его свойством отражать. Именно это свойство зеркала было использовано для того, чтобы извлечь богиню Аматэрасу из небесного скалистого грота [3, с. 37-38]. По-видимому, эта функция отражения и превратила отражающий предмет в олицетворение божества.

«В Японии VI-VIII вв. первостепенное значение продолжал сохранять культ предков» [8, с. 45]. Деятельность всех удзигами носила охранительный характер: они покровительствовали жизни и деятельности членов рода. Этот общий культ предков объединял отдельных членов рода. Степень знатности того или другого рода определялась в зависимости от близости или отдаленности родства к «внукам неба», а последние гордились своим прямым и непосредственным происхождением от богини солнца Аматэрасу. «В условиях постоянного соперничества между родами, сопутствующего процессу становления и развития государственности, функции божеств-покровителей рода, которыми те обладали ранее (что подтверждается анализом имён божеств), забывались и отходили на второй план» [8, с. 45]. Отсюда мы можем сделать вывод о полифункциональности подавляющего большинства синтоистских божеств.

Согласно легенде, положенной в основу синтоистской религии, на небе живет главное божество, которое оттуда управляет всей вселенной. Имя его – Амэ-но мина-ка-на-нуси-но-ками («Великий властитель», «Обитатель неба»). От него произошли Идзанаги и Идзанами, о чем сказано в «Кодзики», – мужское и женское начало, создавшее тех многочисленных духов, которые населяют леса, горы и реки, царство земное и подземное.

Таким образом, в синтоизме почитается множество божеств – повелителей разнообразных природных стихий – ураганов, землетрясений, тайфунов и снежных бурь, многочисленные боги локального значения (бог конкретной горы, леса, озера), охранительная сила которых распространялась на окружающую местность и, как правило, превышала возможности главных божеств синтоистского пантеона. «Но вряд ли можно сказать, что эти божества составляли каким-либо образом организованную иерархическую систему» [8, с. 46]. Божества были зооморфными. В то же время, распространение культа было ограничено географически. Но тенденция к антропоморфизации божеств имела место, хотя основным оставался облик зверя.

Так, издавна в Японии поклонялись лисице, считая, что в ней находится божество, имеющее разум человека. Это божество может вселяться в человека, и тогда он становятся обладателем дара предсказания, может лечить болезни, отыскивать пропажу. Поэтому божествам строят специальные храмы, куда собираются те, в которых, якобы, вселился дух того или иного божества, например, лисицы, и считалось, что собиравшиеся в таком храме стали обладать после этого лисьей натурой.

На побережье Японии до сих пор поклоняются Камэ – божеству моря в образе черепахи, от которого зависит улов рыбы. Там, где черепах употребляют в пищу, убить их могут только определенные люди, которые после этого проходят очистительные ритуалы.

Божество Самэ в образе акулы помогает избежать несчастий в море и даже вынести утопающего на сушу. Такая священная акула может привести за собой косяки рыбы и помочь тем самым рыбакам вернуться с уловом.

Есть ками рисовых полей – Ука-но митама, которое отвечает за урожай, ками воды –суйдзин. За каждую территорию отвечает ками участка – Дзинусигами.

С древнейших времен японцы поклонялись волку, который считался духом гор Оками и был главным среди всех животных. То, что дух гор был центральным божеством, можно объяснить и с точки зрения влияния буддизма, пришедшего в Японию.

«Кодзики» и «Нихон сёки» «отражают положение вещей в среде японской аристократии, но не рядовых общинников» [8, с. 51]. Так как в IX-X вв. уже появляются культы антропоморфных существ, пользующихся весьма широкой популярностью, можно с уверенностью сказать, что процесс формирования пантеона протекал достаточно интенсивно, хотя формы его образования принимали, скорее всего, внеродовой характер.

В генеалогических списках «Синсэн сёдзироку», например, только дважды упоминается о Сусаноо – одном из главных героев японской мифологии. Но храмы, посвящённые ему и его потомкам, пользовались большой популярностью в развитое средневековье.

«Это объясняется, вероятно, тем, что японскую аристократию в VI-VIII вв. составляли в основном выходцы из союза племен Северного Кюсю. Но культ Сусаноо и его божественных потомков, генетически восходящий к Центральной Японии, продолжал пользоваться среди простых общинников значительной популярностью, несмотря на попытки ограничить его влияние» [8, с. 51]. В «Сёку нихонги» сообщается о запретах на проведение праздников в храме Камо, в котором почитался потомок Сусаноо – божество Адзисукитака-хико.

В системе верований синтоизма очевидно сосуществование двух основных подсистем. Если верования родоплеменной аристократии, связанные в основном с культом предков, стремились к своему завершению и теряли способность реакции на внешние изменения, то на народном уровне система верований завершена не была, оставалась открытой и способной к развитию.

Как раз примерно с XI в. начинается широкое распространение заимствованного из Китая культа Будды {6} Амида и его «чистой земли», перерождение в которой после смерти он обещал всем почитающим его. Противопоставление «чистоты» этого буддийского потустороннего мира, пребывающей в темноте и грязи, традиционной Стране Мрака способствовало, наряду с другими факторами, стремительному росту популярности буддийского учения. Будда Амида стал восприниматься молодыми японцами (неправильно и искаженно, если исходить из контекста изначального буддийского учения) как своего рода ками, властелин потустороннего мира.

В традиционной японской версии владыкой Страны Корней считается низвергнутый туда Аматэрасу ее брат Сусаноо. А как раз он и почитался главным ками в Хонгу (специальный храм для почитания божеств). В результате в сознании людей произошло как бы совмещение образа Амида с образом Сусаноо, последний стал почитаться как местное японское воплощение Амида. (Это отождествление местных синтоистских ками с пришлыми буддами и бодхисаттвами было очень широко распространено в средние века, что способствовало укреплению симбиоза этих двух религий.) Совмещение двух образов повлекло за собой и совмещение двух представлений о потустороннем в одном — наложении на традиционную «горную» версию представления о буддийской «чистой земле», что нашло свое образное воплощение и в религиозной живописи, одним из популярных сюжетов которой стало изображение лучезарного лица Амида, поднимающегося, как солнце, из-за гор. Эта тема, растиражированная в тысячах экземпляров знаменитыми мастерами японской гравюры, стала весьма популярной.

Но, тем не менее, представление о потустороннем мире за морем окончательно не исчезло. Более того, с распространением буддизма «морская» версия тоже получила свое обоснование. Дело в том, что, согласно учению буддизма, кроме «чистой земли» Амида существуют еще и многочисленные «чистые земли» других будд или бодхисаттв. Кроме будды

Амида огромной популярностью в Японии пользовался бодхисаттва Авалокитешвара, в японском произношении Каннон.

Культ его был очень популярным в Китае, где он, будучи мужчиной, постепенно приобретал женские черты, почитаемой в качестве богини милосердия Гуанъинь. Именно в таком облике она и появляется в Японии. У этой бодхисаттвы есть особая «чистая земля» праведников Потала (яп. Фудараку), расположенная как раз на юге. Эта бодхисаттва и стала почитаться как буддийский «оригинал» синтоистского ками, чье святилище находится в Нати {7}.

Соответственно, почитатели Авалокитешвары-Каннон, стремящиеся после смерти родиться именно в его/ее «чистой земле», почитали Нати как свою главную святыню, а традиционный образ «вечного мира» (токоё) за океаном наложился на представления о «чистой земле» Поталака-Фудараку, находящейся на юге, куда и обращена часть острова, на оконечности которой находится Нати.

Также под влиянием буддизма происходила пространственная экспансия культов синтоистских божеств, о чем свидетельствуют источники IX-X вв. Им стали поклоняться не только в основном храме, но и во вновь основанных филиалах, «точно так же, как храмы, посвящённые, например, Каннон, можно было встретить повсеместно» [8, с. 113].

Приблизительно с IX в. начинается более активная антропоморфизация синтоистских божеств под влиянием буддизма: в святилищах появляются статуи, изображающие божеств, а последние нередко приобретали облик Будды. Однако зеркало в качестве вместилища божества сохранило свои позиции.

Этапом развития синтоизма стало возникновение концепции «Исэ синто», главной целью которой было укрепление культа императора. Одной из причин её появления явилось усиление авторитета и влияния святилищ, особенно Исэ дзингу, в период походов монголов против Японии и после них (2-я пол. XIII в.). Дальнейшее развитие «Исэ синто» во второй половине XVI в. привело к появлению нового культа, при котором какое-то лицо может быть обожествлено ещё при жизни. Основанием для обожествления может служить не принадлежность к императорскому роду, а большие политические и общественные заслуги.

Вера в могущество духов мёртвых процветала в эпоху Хэйан и была связана с древними народными верованиями хито-гами, причём, как полагает Ян Райдер, в мире людей могли появляться только духи известных в политическом мире сановников или крупных религиозных иерархов [10]. К концу эпохи Нара и в течение всего периода Хэйан анимистические верования и разного рода суеверия широко распространились в среде придворных и в простом народе. Среди них особенно выделялась власть злых духов горё:. В культе горё: нашли свое отражение влияния буддизма, даосизма, отголоски натурфилософии инь-ян, а также древняя вера японцев в хито-гами.

«Пантеон злых духов горё: к 968 г. включал духов двух наследных принцев, матери одного из принцев и двух министров» [6, с. 50]. В 903 г. скончался Сугавара Митидзанэ, в 909 г. умер его соперник Фудзивара Токихира, в 923 г. умер наследный принц, в 930 г. в императорский дворец попала молния. Шаманка, в которую вселился дух Сугавара Митидзанэ, сообщила, что причина всех несчастий – гнев злого духа. В 955 г. Сугавара стал верховным божеством над всеми демонами грома, императорский двор выстроил святилище Китано-дзиндзя в честь Сугавара.

Вера в злых духов горё: и создание защиты от них, которую осуществляли синтоистские священники и буддийские монахи с помощью ритуалов и возводя умерших в ранг божеств, получило распространение в эпоху Нара. Часто местные святилища для защиты от злых духов становились как бы отделениями святилищ наиболее известных ками: Хатимана, Инари, Тэндзин, или богов, почитаемых в святилищах Исэ.

Первоначально Сугавара почитали как бога грома (Карай Тэндзин). Образ невинно оклеветанного Сугавара, чей злой дух горё:, мстя за себя, насылал пожары на императорский дворец и несчастья на дом Фудзивара, стал ассоциироваться с Тэндзином, Небесным богом. До этого, как свидетельствует «Нихон сёки», имя Тэндзин получали божества-предки императорского рода до появления богини Аматэрасу-о-миками, они назывались Тэндзин-ситидай («семь поколений небесных богов»).

Чуть позже термин тэмман (букв. «полнота небес») стал употребляться в сочетании Тэмман-Тэндзин как обращение к Митидзанэ, который был теперь обожествлен. Постепенно смысл образа Сугавара Митидзанэ претерпевал изменения: коннотации, связанные с местью и злобой, к концу эпохи Хэйан исчезли, – и ему стали поклоняться, как богу литературы. Приблизительно в XVI в. Сугавара Митидзанэ {8} был признан богом каллиграфии, учености и учения, покровителем наук Гакумон-но-камисама.

Также очень известно святилище Тосёгу («Палаты с Востока сияющего»), в котором почитается обожествленный дух основателя последней династии военных правителей – сёгунов Токугава. Святилище находится в Никко, местности, покорившей сердце сёгуна Токугава Иэясу. Когда он умирал в XVII в., то приказал похоронить себя именно в Никко. Его преемники воздвигли здесь великолепную гробницу, а императорский дом почтил память умершего героя и объединителя империи тем, что причислил его к лику богов и дал ему название «высочества первого разряда, света Востока, благородного воплощения Будды».

Таким образом, мы можем разделить синтоистские божества на две категории:

* ками природных явлений;
* ками мифологических героев или исторических личностей.

Нередко святилища, построенные в честь богов природы, становились пристанищами «активных божеств».

Так, например, происхождение первых храмов, посвященных Хатиману, окутано легендами. Согласно им, храмы Хатимана сначала были посвящены какому-то неизвестному божеству, строились на южном побережье острова Хонсю и, как правило, у моря.

Согласно легенде, рыбаки нашли на берегу неизвестный предмет странной формы. Он был иноземного происхождения, приплыл сюда из далеких стран, преодолев огромные расстояния, бури и штормы. Это показалось рыбакам чудом, и пред­мету, обладавшему якобы способностью оберегать от гибели в пучине волн, стали поклоняться. Рыбаки приносили ему молитвы перед, каждым выходом в море. Для его хранения построили храм. Он становился все более популярным, поэтому возникла потребность в одухотворении предмета поклонения. Им стал император Одзин.

В период его правления была завоевана и присоединена к району Ямато значительная территория. Вот почему мужественный Одзин вполне мог олицетворять собой бога войны Ха­тимана. Так, в храме воцарился Одзин-Хатиман.

Затем, согласно легендам, появился «достойный» его партнер — божество Такэноути-но Сукунэ, легендарный воин, полководец, возглавивший в правление императрицы Дзингу победоносный поход в Корею. Именно он упоминается в «Кодзики» и «Нихон сёки» в качестве санива (служителя, извещающего о приходе божества и ожидающего ками в специально отведенном месте) на церемонии гадания, а в действительности — интерпретатора слов оракула, предсказывавшего императрице необходимость военной экспедиции. Божество Такэноути-но Сукунэ знаменито еще и своим долголетием. Легенда рассказывает, что он прожил около трехсот лет. Поэтому его, чей образ символизировал долголетие, молили не только о воинских успехах, но и о продлении земных дней.

Святилища впоследствии воздвигались для размещения обоих типов ками и для проведения ритуалов и праздников, предназначенных для поддержания гармоничного союза между божествами и людьми.

Впоследствии все ками имели свои знаки отличия (как и чиновники), которые им присваивал император. Так как император считался прямым потомком богини Аматэрасу, то он был своего рода начальником для многих ками {9}. Всех же богов подразделили на две большие группы – «именитых» ками, которые могли диктовать свою волю императору, и всех остальных – «безымянных».

Во многом степень важности святилища зависела от официального ранга самого ками. Император, жалующий ранги своим придворным и чиновникам, своим указом присваивал соответствующие звания и богам. Так, у чиновников было 13 разрядов класса бун, у богов – 15, а разрядов класса кун и хин у людей и ками было одинаковое количество: по 12 – первого из них и по 4 – последнего. Это была «еще одна попытка перенести на японскую почву определенную китайскую модель, в данном случае религиозную» [9, с. 205].

Однако японский материал противился навязываемым моделям. В Японии не произошло десакрализации императорской власти. Даже восстановление императорской системы правления в конце XIX в. воспринималось прежде всего как акт религиозный и по форме, и по существу. «Бюрократизация» ками в Японии не удалась. Они так и не стали до конца «потусторонними двойниками» чиновников, а сохранили вольное буйство своей архаичной священной натуры [9, с. 206]. О неудавшихся попытках обуздать их своевольность напоминает лишь ставшая традиционной надпись на красных флагах, украшающих святилища Инари, в которой сказано: «Здесь чтят бога первой категории высшего ранга».

В данной работе была предпринята попытка описания сложного пути трансформации синтоистских культов, перехода от поклонения племенным божествам к образованию многоуровневого пантеона богов, во главе которых становится богиня Аматэрасу. Несмотря на влияние буддизма и даосизма, коренного изменения в культах Японии не произошло. Это проявлялось лишь в смещении акцентов в приоритетах того или иного божества. Местные божества же не утратили своего значения, им продолжают поклоняться и в наши дни. Обожествление политических деятелей в Японии также было связано с культом природы: именно в привязке к каким-либо природным явлениям, местности происходило причисление политических деятелей к ками.

ПРИМЕЧАНИЯ

{1} «Ками» просто значит «высшие» - всё, обладающее чрезвычайной силой, где бы они ни проявлялись: в людях или в вещах, как в хороших, так и в дурных. В то же время ками означает «начальник». Слово ками состоит из двух понятий: ка – означает нечто, едва уловимое для глаз, ми – чудесное, сверхъестественное – применимо ко всем многочисленным синтоистским божествам, одухотворяющим природу. Слово ками с началом нового времени (в Японии — с 1868 г.) было окончательно отождествлено с западным понятием «Бог» — God, а его старинное значение оказалось преданным забвению. Только благодаря последним успехам ученых-лингвистов, изучающих родной язык, пришло наконец понимание причин, в силу которых японцы с древности употребляли слово ками.

Самое простое объяснение связано с широко распространенной точкой зрения, согласно которой давным-давно в старояпонском языке были слова куму и кума. В результате трансформации они в конце концов превратились в ками. Куму — глагол, совпадающий по значению с глаголом какурэру («прятаться», «скрываться»). Кума — существительное, основной смысл которого, если говорить кратко, — место, недоступное для взгляда, темная ниша. Итак, значение невидимости для людских глаз, чего-то спрятанного передавалось и словом куму, и словом кума. Например, до наших дней дошли такие выражения книжного языка, как куманаку сагасу («тщательно искать», «не оставить ни одного камня не перевернутым») и куманаки цукикагэ («лик луны без единой тени»), в которых присутствует компонент кума. Такова версия, делающая упор на трансформацию формы слов, на постепенное превращение слова куму в слово кума и далее в слово ками.

Указывают также, что слово ками является по смыслу лексемой «верх» из лексической единицы «верх и низ» (камисимо; ками — «верх», симо — «низ»).

В наше время слово камисимо ассоциируется главным образом с верхней и нижней частями чего-то вертикального. Но ведь существуют слова каваками («верховье реки»; кава — «река») и кавасимо («низовье реки»), первым из которых в давние времена обозначали районы, где находились источники поступления воды. Весьма возможно, в данном случае произошло то же, что с превращением слов куму и кума в слово ками.

Именно для обозначения той субстанции, что привносит в жизнь людей, обретающихся в сельской местности, столь ценимую ими воду и благодать лесов и гор, субстанции, что образует устои этой жизни, используется слово рэйсэй («одухотворенность»). Эта одухотворенность, неизменно скрытая от людских взоров, одухотворенность невидимая и скрытно же оказывающая умиротворяющее воздействие, и лежит в основе понятия ками. Хотя одухотворенность незрима, она непрерывно доставляет разнообразные жизненные блага людям, населяющим сельские местности. Одухотворенность — это воплощение и ками, и предков.

{2} Предметы, служащие временным пристанищем ками в этом мире, называют «местом снисхождения» (ёрисиро) или «божественным телом» (синтай). Именно они являются главным объектом почитания в синтоистских святилищах. Но сейчас эти «тела ками» в большинстве своем сокрыты в специальных павильонах и недоступны взору даже священнослужителей.

По мере укрепления династии царского рода, а с ним и авторитета и влияния его прародительницы Аматэрасу все чаще в качестве «божественного тела» используется зеркало.

{3} Согласно легенде богиня Аматэрасу вручила зеркало своему внуку Ниниги–но микото, когда он отправлялся на землю, с наставлением почитать его как дух богини. После восстановления императорской власти в XIX в. зеркало становится универсальным символом синто, хранится оно в храме в Исэ.

{4} Священный меч связывался в представлениях древних японцев с молнией. Разряд молнии со вспышкой и громом понимался как оружие божества, как удар меча; таинственная сила удара и вспышки также ассоциировались с мощью меча. Божества-громовики изображены в мифах со своими постоянными атрибутами: мечами, клинками, лемехами. Меч также родственно связан с зеркалом посредством света, который испускает и солнце, и молния.

{5} Одна из гипотез, разъясняющих символику священной яшмы, принадлежит Цубои Сёгоро. Признавая, что прототипом магатама является зуб дикого зверя с отверстием в более толстом конце для нанизывания на нить и ношения в качестве трофея и оберега, он предполагает, что те магатама, которые находят в курганах, по форме только напоминают клыки, но поставленные вертикально, более всего похожи на месяц. Магатама впервые упоминается в Кодзики в сцене извлечения богини Аматэрасу из грота. Цубои Сёгоро высказывает предположение, что богиню вызывали из грота с помощью символов двух светил – Солнца и Луны, то есть зерцала и яшмы.

{6} Сначала было разделение функций божеств и будд, но затем появилось синкретическое вероучение «хондзи суйдзяку». По этому вероучению, синтоистские божества были временными воплощениями будд и бодхисаттв. Аматэрасу, например, рассматривалась как аватара Вайрочаны. С XV-XVI вв., наоборот, в качестве временного воплощения стали выступать будды и бодхисаттвы.

{7} Кумано — это местность, находящаяся на южной оконечности полуострова Кии, далеко выступающего в просторы Тихого океана между городами Осака на востоке и Нагоя с запада. Издавна Кумано окружал мистический ореол. Ее даже называют «страной смерти». Ведь именно здесь впервые смерть вошла в мир. Согласно «Кодзики», могила божественной Идзанами, умершей при рождении бога огня, находится здесь, в Кумано, в деревушке Арима. Здесь в горах скрывался Сусаноо, прежде чем отправиться в Страну Корней к своей матушке.

Главными святыми местами в Кумано были три святилища, в средние века слившиеся в представлениях людей, да и организационно тоже, в триединую сакральную систему, в которую входили Хонгу (главное Святилище), расположенное глубоко в горах на островке при слиянии трех рек, Сингу (Новое святилище), находящееся на морском побережье возле устья реки, текущей со стороны Хонгу, и Нати, расположенное тоже неподалеку от побережья в ущелье, куда обрушивает потоки воды 100-метровый водопад с одноименным названием. Каждое из этих святилищ было связано с определенными представлениями о потустороннем мире, потому изменение «рейтинга» их популярности во времени может служить косвенным свидетельством перемен и в господствующих взглядах на мир иной. При этом в качестве главных конкурентов выступали Хонгу и Сингу, само месторасположение которых — у моря и в глубине гор — естественным образом связывало их с двумя главными традиционными вариантами представлений о потустороннем: в Сингу господствовал «полинезийский» вариант о «вечном мире, сокрытом океанскими просторами», а в горном Хонгу — «алтайский», согласно которому боги и души предков обитают в небесной выси горных вершин. При этом надо отметить, что нелюбовь японцев к низшему миру этой космологической схемы («грязной и темной» Стране Мрака) была настолько велика, что последняя вообще как бы исчезает из представлений о потустороннем. Преобладающей стала «горная» версия. Души предков не спускаются в некое подобие Аида, или Пекла, а отправляются поближе к богам, в горы. Стране же Мрака достаются сами трупы, от которых стремятся побыстрее избавиться как от источника скверны.

Однако до середины XI в. преобладала первая, «морская», версия. Косвенным доказательством этому был порядок посещения святых мест Кумано: маршрут паломничества шел от современного города Осака вдоль берега и начинался с посещения если не совсем «морского», то, по крайней мере, «водного» Нати с его водопадом, а также расположенного прямо на морском берегу Сингу. Только потом паломники поднимались по реке (наиболее набожные преодолевали это расстояние пешком по опасным горным тропам) до Хонгу. Но со второй половины XI в. маршрут резко меняется — теперь тропа, не доходя Нати и Сингу, уходит резко в сторону моря и ведет прямиком в Хонгу, в глубину гор, а потом посещаются остальные два святых места.

{8} Как Сугавара Митидзанэ превратился в горё, описано в сочинении Сёмонки («Записи рода полководца», 940 г.), существует и пьеса Кабуки, сочинение эпохи Эдо «Сугавара дэндзю тэнари кагами».

{9} В основу представления о душе императора как о харизме легло развитие идеи свободной души – поскольку она связана с авторитетом и властью. Кроме телесной души (иноти) и «сердца» (кокоро), государь обладает ещё тремя «душами»: личной как шамана, «жреческой» как вождя господствующего клана и «августейшей» (харизма царского трона), (записывается знаком «солнце» хи, что соотносится с его омофоном «дух» (рэй//лин). Эта харизма была душой первопредка царского рода богини солнца Аматэрасу и передавалась по наследству.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Манъёсю. Избранное. М., 1987.
2. Кодзики (Записи о деяниях древности). / Пер. Е.М. Пинус. Кн. 1. СПб., 1994.
3. Кодзики (Записи о деяниях древности). / Прим. Курано Кэндзи. Токио, 1997.
4. Нихон сёки (Анналы Японии). / Пер. Л.М.Ермаковой, А.Н. Мещерякова. Кн. 1 Спб., 1997.
5. Кузнецова Е.А. Появление и распространение бронзовых зеркал на территории японских островов // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. 3. Новосибирск, 1997.
6. Дьяконова Е.М. Сугавара Митидзанэ и святилище Китано Тэммангу. Сугавара Митидзанэ и святилище Китано Тэммангу // Труды VIII Международного симпозиума Международного научного общества синто «Синто и японская культура». М., 2003 г.
7. Киддер Дж. Э. Япония до буддизма. Острова, заселенные богами.- М., 2003.
8. Мещеряков А.Н. Древняя Япония: Буддизм и синтоизм. М., 1987.
9. Накорчевский А.А. Синто. Спб., 2000.
10. Rider Y. Religion in Contemporary Japan. L., 1991.

Постоянный адрес этого материала в сети Интернет –
http://ru-jp.org/evtushenko_01.htm

##### ####### #####

OKNO V YAPONIYU # 23 2007.07.01
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru

##### ####### #####