Окно в Японию: http://ru-jp.org

КОТО В СВЕТЕ ЗВЕЗД
Воспоминания котоистки

Посвящается 10-летию ансамбля японской музыки «Wa-On»

Струны
Ветер коснулся
Начало звука

В начале было кото. Это такая японская кошка… простите, японская цитра. У кошки, как известно, четыре ноги. Позади у нее, как известно, длинный хвост. У японской цитры кото ног нет, но есть голова, опять же хвост и живот. «У-у-у, анатомия…» А анатомия такая оттого, что кото - по поверью японских музыкантов – это дракон, который, устав от дел подводных, выполз на берег моря немного отдохнуть и поспать. Уснуть-то он уснул, но вот отдохнуть ему было не судьба…

Однако продолжаю. Еще у кото тринадцать струн и тринадцать колков, которые держат струны. Колки называются кобылками. Струны называются по-японски и по-японски же – иероглифами – пишутся в нотах. Увидев в первый раз японские ноты, любой человек сначала хватается за сердце, потом за голову. Редко кому удается что-то сказать в первые пять минут – а во вторые пять минут всеми задается один и тот же вопрос: «Это что, ноты?!!!» Ноты, милая, ноты…

Возвращаясь к ногам. Я вам, конечно, соврала. У кото тоже бывают ноги, но только две, они сделаны из дерева в виде двух аккуратных каблучков, ногами их как-то язык не поворачивается назвать, ножки они, конечно. Привинчиваются к нижней деке с правой – рабочей – стороны инструмента. Это для того, чтобы при игре в традиционной манере - сидя на полу – рабочая часть инструмента была слегка приподнята над полом. Над той землей, которую выбрали себе для обитания мы, грешные.

Белое облако
Село на землю
Ромашек не счесть

Играть, сидя на полу, не так просто. Если совсем откровенно – это ужасно трудно. А если как на духу – да невозможно это, и все. После 10 минут такого музицирования ноги перестают ощущаться, а жизнь делается не мила. Какая там музыка, помилуйте, подняться бы с онемевших коленочек… Поэтому играем мы, сидя на стульях, а кото кладем на специальную деревянную подставку, которая разбирается на составляющие, как детский конструктор. Японцы вообще виртуозно владеют пространством, и в экономии оного им нет равных, даже лютня сямисэн с длинным грифом запросто умещается у них в маленьком чемоданчике, потому что гриф разборный и состоит из трех частей. Мы как-то чуть в обморок не упали, когда увидели, как японская сямисэнистка, упаковывая инструмент после репетиции, взяла его прямо руками за гриф и об колено хрясь!... однако о руках.

С руками тоже все непросто. Пальцы правой руки схвачены тугими черными колечками, к которым прикреплены особые когти-напалечники из слоновой кости, по-японски «цумэ». Цумэ должны сидеть очень плотно, поэтому надеваются они с усилием на предварительно облизанный палец, а на концерте еще и скотчем мягким прибинтовываются. Полчаса поиграешь – кончики пальцев синеют. А левая рука, прижимающая струны слева от кобылки, а в современных пьесах цепляющая жесткие струны подушечками пальцев, всегда в волдырях и мозолях.

Музыка
Пальцев движенье
Вечное

Вы спросите – а зачем это нам?

Если бы мы знали…

Когда видишь инструмент в первый раз, кажется, что играть на нем весело, легко и просто. Надеваешь цумэ на большой, указательный и средний пальцы правой руки, садишься к инструменту, проводишь когтем по струнам сверху вниз, - батюшки, как звучит! Нижние ноты – от гитары, верхние – от арфы, все вместе – как многоцветная радуга, как водопад на рассвете, как речной порог в свете звезд… И уже хочется что-то такое по-японски лопотать, и банальное «аригато» - то есть «спасибо» - звучит в твоих устах уже как некий заветный пароль, как знак посвященности, причастности к одной из тайн страны столь же далекой, сколь и волшебной …

В дальней стране
Вишня роняет цветы
Не сплю

А интерес музыканта – «Получается! Хочу еще!» – толкает тебя на дальнейшие подвиги. И вот ты сидишь и играешь самые первые, самые примитивные упражнения из сборника упражнений же – в общем, из такого «Юного котоиста». Оно, конечно, тяжеловато – приходится решать сразу несколько ребусов: что за струна (номер-то иероглифом обозначен, поди их с непривычки запомни!), каким пальцем ее зацепить, и вообще – их на инструменте тринадцать, и все одинаковые, поди найди вовремя нужную! И как бы исхитриться при всем этом сыграть правильный ритм, чтобы получилось хотя бы примерно то, что в нотах (нотах, милая, нотах!) написано, и чтобы Ивахори-сэнсэй – учительница наша японская – похвалила. А она рядом сидит и очень за тебя переживает. С пятого раза что-то начинает получаться. Сэнсэй довольна. А ты-то как доволен! «Я играю на японском инструменте! По японским нотам! Как японцы! Хочу еще!!!»

Птичьи следы
Исчертили
Листья бумаги

И невдомек тебе, глупому, что попался ты на веки вечные, что после головокружительных первых успехов эйфория эта первооткрывательская пройдет и начнется труд и унижение, труд и унижение… Унижение - потому что ты упрямый, потому что ты хочешь большего, а большее не получается, потому что исполнительский аппарат тебе не подчиняется. Пальцы, такие послушные на клавиатуре фортепиано или скрипичном грифе, не желают ничего делать, будучи одетыми в цумэ. Ты заставляешь их тысячу раз повторять один и тот же прием, один и тот же пассаж, но на концерте он, вроде бы выученный, превращается в нечто невообразимое, в кашу какую-то. Когти скрежещут по струнам, костяно стукаются друг о друга при исполнении двойных нот, звук какой-то деревянный и тусклый, пробуешь «поддать звучка» – либо колки падают, либо когти слетают с пальцев и улетают в голубую даль, и если на концерте происходит все это безобразие, то бродишь по сцене весь красный от позора, орудия производства разыскиваешь… И где здесь музыка? И где он, водопад в свете звезд – или как там его… Где хрустальный, чистый, невообразимо прекрасный звук? В каких таких недрах уснул, пропал, потерялся? И что делать, чтобы его найти?

Голос воды
Мокрое дерево палубы
Плывем

Ну что делать… Играть, играть и играть. Очертя голову, бросаться в водоворот сложных пьес, захлебываться в технических приемах, как-то по своему к ним приспосабливаться, где совсем не получается – деликатно облегчать себе жизнь, опуская какие-то ноты, а другие играть не теми пальцами, которые предписаны, или выезжать на эмоциональной манере исполнения (чего почти нет у японцев и в избытке у нас) - и играть, играть, играть… И на шестом году этой непрерывной каторги вдруг понять, что если немного «завалить» руку на мизинец при исполнении приема sha-sha-ten, то струны споют, а не проскрежещут. О!!! А если сыграть основную тему чуть дальше от подставки, чем обычно, то она прозвучит неожиданно мягко и глубоко. Тепло, я бы сказала. А если много-много раз сыграть на кото, где только что заново натянуты струны, классическую пьесу со множеством прижатий струн слева от кобылки – такое прижатие повышает звук струны на тон или полтона – то на пальцах левой руки, которые это прижатие производят, вырастут… нет, не рога, но нечто похожее – мозоли, которым уже ничего не будет страшно. Хоть раскаленную монету бери двумя пальцами и делай из нее оригами.

Праздник
Петушок из бумаги
Клюет конфетти

А уж облачение в спецодежду нашу – традиционное японское кимоно... Слов нет – красиво оно, и всем идет, и все в тебе меняет – от походки до взгляда. Но правильно его надеть, тщательно подогнав по фигуре, для чего перетянув... гм... талию кучей всяких завязочек и веревочек, а потом красиво и главное, крепко завязать особым узлом пояс оби, не забыв при этом закрепить и утянуть кимоно на груди и в коленках – это уже высший пилотаж. На первый свой концерт ваша покорная слуга умудрилась надеть кимоно задом наперед и чуть не вышла так на сцену. Помогавшие мне переодеться японцы были в полуобмороке – не от самого этого безобразия, а оттого, что это вообще возможно! К оправданию своему замечу, что кимоно было не совсем настоящее, а самосшитое, и состояло из халатика и курточки, так вот курточку я надела правильно, а с халатиком немного опростоволосилась... Но это к слову. Спустя же семь лет непрерывной практики в условиях, приближенных к боевым (а в таковых проходит почти каждый концерт), я смогла за час одеть в кимоно двадцать штук детей – для спектакля детской театральной студии на японскую тему. Родители, правда, мне помогали, но их роль сводилась больше к униманию и урезониванию деток, все рвущихся у меня из рук полюбоваться на себя в зеркало... Себя же, любимых, навострились мы одевать так, что даже японцы порой не находят, к чему придраться. Правда, как это ни грустно, японская молодежь в массе своей кимоно надевать не умеет...

То, что на сердце,
Спрячу
В рукав кимоно

Да разве только кимоно! А поездки на концерт – ведь, помимо сценических костюмов, трогательно увязанных в большие тонкие платки фуросики, везем мы с собой инструменты двухметровой длины, отдельно колки в специальных футлярах, пульты, подставки для кото (к которым полагаются скрепляющие деревянные штифты кусаби, в просторечии «затыкашки», забыть которые смерти подобно – подставку без них не соберешь. Забыла я их один раз на открытие выставки икэбана в Музее Востока, так весь наличный состав флористов, вместо того, чтобы к выставке готовиться, кусаби изобретал из подручных средств...) А попробуй забудь или потеряй свои цумэ! А уж не взять ноты... Японцам хорошо – они все пьесы, кроме каких-нибудь ну очень сложных и длинных, знают наизусть. Такова традиция – все пьесы запоминаются в процессе обучения с педагогом, а нотная запись нужна на какой-нибудь самый крайний случай. Мы к нотной записи относимся с гораздо большим почтением, да и навыки наши исполнительские еще очень молоды, чтобы мы могли безоговорочно доверять памяти пальцев, поэтому ноты на концерте используем почти всегда. Вот был случай, когда у меня перед самым концертом в Рахманиновском зале ноты пропали, и пришлось играть по наспех сделанной ксерокопии, где я почти ничего не видела от волнения – а пьеса очень сложная была, contemporary, с частой сменой темпа, в размере 5/8 – кто понимает, тому мало не покажется. Ну и нашлись потом мои ноты у администратора зала, которая – дай ей Бог здоровья и жениха хорошего – перед началом концерта с дозором обходила свои владения, увидела, что на сцене ноты на пульте стоят (это я, балда, заранее их туда поставила), подумала, что их кто-то забыл, и решила спрятать, чтобы не потерялись. Ну они и не потерялись… Все это говорю я к тому, что приглашение «приехать и немного поиграть, ну минут 10-15» с учетом разнообразной предконцертной и послеконцертной кутерьмы всегда превращается в полдня, а то и больше. Но когда весь этот громоздкий и хлопотный в использовании инструментарий и аксессуарий распакован, собран, установлен и готов, наступает самое главное и до головокружения любимое время в жизни любого музыканта – время МУЗЫКИ.

Шелест страниц
Скрип деревянной подставки
Музыка сцены

Что я могу сказать о музыке... наверное, то, что и все до меня, - что сказать о ней нечего. Ее надо слушать и чувствовать, а слова здесь бессильны. Стремление узнать эту музыку «изнутри» приближает к пониманию того, как она делается технически, но вот почему она так притягивает и волнует – мы так и не поняли, и, похоже, никогда не поймем. И почему пьесы, много лет оставлявшие нас равнодушными, вдруг начинают что-то сокровенное, спрятанное доныне, нам приоткрывать – это тоже абсолютно непонятно. Но ради этого, наверное, и стоит жить в музыке. Кто-то, не помню кто, советовал перечитывать Шекспира раз в четыре года. Или Данте раз в пять лет. Не поручусь за персоналии и периодичность. Но сама идея возвращения к старому и осмысления его на новом жизненном витке, в свете нового жизненного опыта работает во всех областях искусства. И в музыке. Так и мы, играя и играя, ища и находя, ошибаясь и исправляя ошибки, возвращаемся после нескольких лет благополучного забвения к тем пьесам, которые терзали на первом году нашего обучения, и вдруг обнаруживаем, что они, оказывается, очень красивы! И что мы можем получать удовольствие от собственноручно исполняемой музыки! И что слушатели, пришедшие на наш концерт, смотрят не на часы – скорей бы все это кончилось – а на наши руки, легкими бабочками порхающие над невиданным инструментом и извлекающие из него и водопад, и звезды, и снег, и лепестки сливы, несомые ветром…

Ветер
Белые звезды
Одна

Ну не знаю, не знаю… И про водопад, и про звезды… И кто уж там руки твои, мозолями трудовыми покрытые, ногтями короткими отнюдь не украшаемые, за бабочек принимает, не знаю. Как выразился один из наших постоянных слушателей: «За руками так прикольно наблюдать!» Вот это уже теплее. Я сама иной раз не понимаю, как мои пальцы – большой и указательный, то есть первый и второй, умудряются не заплестись в косичку во время какого-нибудь заковыристого приема. «Первый, первый, я второй, прием… Не этот прием, другой... Не хики-иро, говорят тебе, а цуки-иро... Да что ж ты, первый, делаешь, скребешь по струнам всей плоскостью когтя, уголком ведь надо! А может, и не надо…» И ищешь, ищешь, разворачиваешь руку то так, то эдак, сопрягая по-разному пальцы, и пытаешься вытащить из дерева, синтетического шелка и пластмассы то, ради чего вообще живет музыкант, - ты ищешь ЗВУК.

Руки устали
Бабочку звука
Ловить

Ох, помню я, как сыграли мы с Наташей Григорович на спектакле «Предание о цветке стиля» пьесу Тадао Саваи «Цветочный плот». Ох, как сыграли! Красиво! ЗВУКОМ! Музыку сыграли, а не пьесу! А гордились потом как! А играли-то ее на протяжении пяти лет. И начинали с нее. Я, по крайней мере. А сыграли ее достойно только через пять лет. И вдруг поняли, что цветочный плот – это не «заигранная» до дыр пьеса, в которой и играть-то нечего, а множество лепестков сакуры, которые, опадая по весне, в изобилии сыплются в реку и благоухающим ковром неспешно плывут по воде…

Да если начать вспоминать… Как колки падали во время концерта в Гифу, в Японии, где попали мы, к слову сказать, между двух школ игры на кото как между двух огней. Шли на сцену не играть концерт – умирать. Говорят, женщины меньше подвержены инфарктам, нежели мужчины, это нас и спасло. А во время первой нашей пьесы кучу перестроек надо было делать, то есть колки двигать по корпусу, изменяя высоту звука. Волновалась я, торопилась, как Лиза Бричкина, вот и упал у меня колок на корпус с резким сухим щелчком – как выстрел. Ничего, подняла, поставила, по ходу настроила и дальше продолжала играть, как ни в чем не бывало. И успокоилась, кстати, сразу. Концерт, между прочим, очень хороший был.

Звуки кото
Переполняют сердца
Осенний вечер [1]

А как на совместном выступлении с клубом «Хагакурэ» Коля-спортсмен во время очередного падения на татами, не рассчитав расстояние, ногами по моему инструменту залепил – хорошо не по струнам, а по подставке деревянной, на которую кото ставится. Инструмент с нее съехал, я успела его подхватить, на подставку обратно поставила и играю себе дальше. Реакция у меня замедленная, в силу чего только спустя полчаса представила я себе, что было бы, если бы Колины натренированные пятки въехали бы не в подставку, а непосредственно в инструмент. Или сбросили бы со стула котоистку. Меня то есть. Одно скажу – зритель бы не заскучал.

Взмах рукава
Кото взлететь попыталось
Следом за звуком

А как мне свет на спектакле забыли выставить – Володя, светорежиссер театра Покровского на Никольской, личность колоритная, просто не увидел, так сказать, во мне музыканта. Оскорбил! И стояла я, объятая темными тенями, дыша, понимаешь, «духами и туманами», на сцене аки призрак, и в течение 10 минут, не видя ничего вообще и нот в частности, терзала ребек (это такая средневековая европейская скрипочка), который мы выдавали за кокю (это такая средневековая японская скрипочка). И одна лишь мысль билась в моей несчастной голове - как в этом мраке со сцены за кулисы потом отползти, не опрокинув попутно декорации, микрофонные стойки и наших кого-нибудь. Ничего, Володя не подвел, аккурат после пьесы полный свет дал…

Нет, не буду дальше вспоминать. По каждому из наших спектаклей и концертов можно писать отдельную книгу. Собрание сочинений в надцати томах. Читаешь и плачешь, читаешь и плачешь… И так себя жалко, болезную… Ведь и руки болят (перезанималась), и голова болит (во-первых, о том, кто послезавтра на концерте инструменты на сцену будет выносить, а во-вторых, потому, что не болеть она уже не может), и ноги болят (это к дождю)…

Гэта сносились
Камни на старой дороге
Сосчитаны

А завтра снова в бой. И снова я буду разбивать в кровь пальцы о туго натянутые струны, утешая себя тем, что после месяца игры на индийском, к примеру, ситаре на пальцах появляется толстенный панцирь, который аккуратно пропиливают пилочкой в нужных местах и этими пропилами скользят по струнам. Вот где веселье. А еще буду биться над разгадкой зашифрованной таинственной надписи в нотах. А вдруг там написано что-нибудь… ну, к примеру, утерянное хайку Басё… или как на самом деле звали Мурасаки Сикибу… или, на худой конец, что же такое «хлопок одной ладони»… А написано там, ребята, просто-напросто «немного быстрее». Sukoshi hayaku. По-русски говоря, аччелерандо. Ну что ж, hayaku так hayaku. А потом придет девочка Аня, которая дома пьесу новую разбирала, и скажет, что пьесу эту она играть не будет, потому что это не пьеса, а полная белиберда какая-то. А как ты, милая, кото настроила, перед тем как играть? А на великий могучий лад под названием «низкий хирадзёси». А ты перед этим прочитала, что там у тебя в нотах на первой странице написано? Нет? А зря. А там написано, что низкий хирадзёси нужно транспонировать, а вторую струну относительно основного строя на октаву поднять, чтобы получился не менее великий и могучий лад кокиндзёси. Это тебе не скрипка, которую настроил один раз и играй себе все подряд. Хоть Паганини, хоть Чайковского. А у нас для каждой пьесы своя настройка, вот так. Не настроишь – не поедешь… то есть не озвучишь.

Транспонировала? Подняла? Ну и как? Красиво?!!! А никто не обещал, что будет некрасиво!!! Что ты там хотела – водопад в свете звезд? Речной порог в свете луны? Воду, наливаемую в сосуд, в свете солнца? Ну так ищи, буди, вынимай из недр инструмента звук, который есть его душа, тяни, разматывай вечный клубок сомнений и страданий – получится? не получится? получается!!! нет, не получается… Мне ли, музыканту, учить тебя, музыканта… И невдомек тебе, глупой, что попалась ты на веки вечные, как и мы все когда-то…

Звуки кото
Сердце моё
Не плачь

Наталья Голубинская
harunoumi@mail.ru

[1] Хайку написано ведущей объединенного концерта традиционной японской музыки в исполнении российских и японских музыкантов в концертном зале «Саламанка» г.Гифу (Япония) 1 октября 2000 года. Остальные хайку принадлежат автору.

##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 27, 2006.09.17
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####