|
|
КИОТО: У РЕКИ КАМОГАВА
Иногда говорят, что Киото похож на литературное произведение в жанре дзуйхицу (букв. "вслед за кистью"), в котором непринужденно, непреднамеренно и непредвзято зафиксировано все, что пришло на ум или попалось на глаза автору, будь то удачная мысль, исторический анекдот или бытовая сценка.
Читая произведение дзуйхицу, за частными, разрозненными отрывками вдруг видишь единое - личность автора. В Киото тоже за отдельными фрагментами внезапно открывается глубинная их взаимосвязь, в которой даже самый незначительный, на первый взгляд, элемент, отражает все своеобразие облика этого удивительного города: даже осколок зеркала остается зеркалом.
Киото настолько пропитан японской классикой, что здесь можно найти все, что описывается в любом классическом произведении, в любом, даже самом проходном его эпизоде.
Возьмем, к примеру, наугад отрывок из "Записок от скуки", написанных, кстати говоря, в жанре дзуйхицу выходцем из Киото, сыном синтоистского священника, буддийским монахом Кэнко-хоси (1283-1350):
"Жил в Цукуси некий судейский чиновник. Главным лекарством от всех недугов он считал редьку и поэтому каждое утро съедал по две печеные редьки и тем обеспечил себе долголетие.
Однажды, выбрав момент, когда в доме чиновника не было ни души, на усадьбу напали супостаты и окружили ее со всех сторон. Но тут из дома вышли два воина, и беззаветно сражаясь, прогнали всех прочь. Хозяин, очень этому удивившись, спросил:
- О люди! Обидно вас не было здесь видно, но вы изволили так сражаться за меня! Кто вы такие?
- Мы редьки, в которые вы верили многие годы и вкушали каждое утро, - ответили они и исчезли.
Творились ведь и такие благодеяния, когда человек глубоко веровал."
(Кэнко-хоси. Записки от скуки. Пер. В. Горегляда)
Трудно сказать, о чем размышлял автор, помещая этот отрывок в книгу, да еще между двумя эпизодами, повествующими о Коноэ, приближенной императрицы Имадэгава, и высочайших развлечениях в зале Сэйсёдо. Может быть, горевал о безвозвратно утраченной людьми вере? А может быть, напоминал о пользе овощей? Подтверждения первому положению в истории Киото долго искать не надо: здесь и храмы разрушались в междоусобицах, и ереси распространялись быстрее эпидемий. И можно только порадоваться за жителей Киото, которые выстояли в войнах и в болестях и сохранили для нас этот удивительный город.
А что касается овощей, то они действительно занимали и занимают важное место в киотосской кухне. Жители старой столицы, расположенной вдали от океанского побережья, не часто могли порадовать себя дарами моря, на зато преуспели в создании овощных блюд. Многие из них отличались не только тонким вкусом, но и изысканной цветовой гаммой, что высоко ценилось гурманами, а их всегда было немало среди столичных жителей. Свою лепту в создание столичной кухни внесли и обитавшие в многочисленных окрестных монастырях монахи, которым возбранялась скоромная пища, и они совершенствовались в создании вегетарианских закусок. Постепенно слава столичной кухни ширилась, и многие блюда, родившиеся в киотосских кварталах, получили известность далеко за пределами столицы. Среди них были не только кулинарные изыски, но и самые простые кушанья вроде печеной редьки или маринованной репы. И нехитрый вроде продукт, но есть, видимо, в процессе его приготовления какие-то известные только посвященным секреты, ибо сколько не изощряются в других местах, пытаясь сделать что-то подобное, выше всех других реп в Японии ценится маринованная репа сугуки, которую готовят в киотосском районе Сякэ-но мати, расположенном на севере города у реки Камогава (Камо).
Этот район вообще известен талантливыми мастерами. Говоря о Сякэ-но мати, нельзя, например, не вспомнить тонкого художника-керамиста Китаодзи Росандзи (1883-1959). Как и большинство прославившихся выходцев из Сякэ-но мати, он обладал многогранным дарованием: сначала Китаодзи приобрел известность как каллиграф и мастер по изготовлению печатей, затем получил имя как кулинар, автор нескольких непревзойденных блюд, не затерявшихся даже в столичном кулинарном половодье. Наконец, уже на склоне лет он начал профессионально заниматься гончарным ремеслом, открыв собственную мастерскую, где изготовлял оригинальную кухонную утварь.
Словом, Сякэ-но мати - место в Киото известное. Однако ошибается тот, кто думает, что здесь испокон веков селились гончары, каллиграфы или повара. Нет, Сякэ-но мати - слобода, где издавна жили синтоистские священники, служившие в расположенных неподалеку отсюда храмах Ота, Накараги и самых старых святилищах Киото - Симогамо и Камигамо.
В Сякэ-но мати в течение долгих веков сохранялся своеобразный уклад жизни, многие черты которого восходят чуть ли не к хэйанской эпохе (794-1185). Судя по записям в хрониках, эта слобода существует, по крайней мере, с XV века, но в действительности она, конечно, гораздо старше: еще Фудзивара-но Иэтака (1158-1237) написал об этих местах прекрасное стихотворение, вошедшее в старинный изборник японской поэзии "Сто стихотворений ста поэтов" ("Хякунин иссю"):
Кадзэсоёгу
Нара но огава но
Югурэ ва
Мисогидзо нацу но
Сируси нарикэру
Шепчут на ветру
Воды речки Нара.
Сумерки.
Свершают омовенье
Лето в разгаре.
Упоминаемая в стихотворении речка Нара, в которой совершают ритуальное омовение - это реально существующая речка, а, точнее, трехметровой ширины ручей, к которому и выходят дома Сякэ-но мати. Интересно, что в этих местах поток меняет свое имя; втекая на территорию храма Камигамо под неприметным названием Нара-но огава (Дубовый ручей), он покидает ее, неся пышное имя Мёдзингава - река Милостивого божества.
Еще в восьмидесятых годах XVIII века в Сякэ-но мати насчитывалось 140 зданий. Сейчас в слободе осталоcь не более 30 домов, обнесенных глинобитными стенай, да несколько каменных мостиков, переброшенных через ручей, поэтому ценность каждого из сохранившихся строений просто неизмерима. Особенно высоко ценится дом семейства Нисимура, который раньше принадлежал клану Нисигори и был центром обширной усадьбы; здесь сохранился великолепный ландшафтный сад, разбитый, по преданию, в 1181 году восемнадцатым настоятелем храма Камигамо преподобным Фудзики Сигэясу. По тщательно спланированному саду протекает прихотливо извивающийся искусственный ручей, вода в который поступает из реки Мёдзингава. Говорят, что в старину в особо жаркие дни здесь устраивали "Пиры у ручья" ("Кёкусуй-но эн"), традиция проведения которых была заимствована из Китая еще в VIII веке, в эпоху Нара и привилась сначала в придворных, а затем и в более широких кругах. Главным развлечением пирующих было пускать по течению ручья деревянные чарки, наполненные вином. Пока чарка плыла от одного гостя к другому, последний должен был сложить и продекламировать японское или китайское стихотворение. Удачливый сочинитель награждался особенно приятной в летнюю жару возможностью выпить прохладного вина, для чего должен был выловить чарку прямо из ручья...
Среди других достопримечательностей сада у дома Нисимура привлекают внимание огромные валуны, перенесенные сюда, по преданию, божественной силой прямо с возвышающейся неподалеку священной горы Коя, и колодец, воду из которого брали для омовений перед храмовыми праздниками.
Ближайший к Сякэ-но мати синтоистский храм Ота дзиндзя кажется самим воплощением идиллического спокойствия: тихий пруд, редкие виды ирисов, покрывающие весной низменную восточную часть храмового сада сплошным лиловым ковром. Однако такое впечатление от храма - далеко не самое полное. Густо-лиловые ирисы хранят память о бурных событиях мифологически далекого прошлого: табличка у входа в храм свидетельствует, что он воздвигнут в честь одной из самых буйных богинь синтоистского пантеона - Мятежной девы Неба Амэ-но-удзумэ, героини основного японского мифа, рассказывающего о том, как богиня Солца Аматэрасу, раздосадованная бесчинствами своего брата Сусаноо, сокрылась от богов в небесной пещере:
"Приподняла-открыла тогда удрученная этим вконец богиня дверь-заставу небесной усыпальницы, выложенной камнем, и замкнулась-сокрылась за ее стенами. Тотчас погрузилась Такама-га-хара, Равнина Вышнего Неба, в кромешный мрак. Непроглядная мгла окутала землю предков, Асихара-но-нака-цу-куни, Срединную страну тростниковой равнины, и воцарилась на ней беспросветная ночь".
Озадаченные небожители собрались на совет и решили выманить богиню Солнца из пещеры с помощью щедрых даров, а также петухов - птиц беспрестанного пения в беспросветной ночи. Однако самым действенным средством для привлечения внимания Аматэрасу должен был стать танец, который собиралась исполнить Мятежная дева Неба Амэ-но-удзумэ:
"Тем временем небесный бог Амэ-но-тадзикара-о, Могучая рука Неба, притаился рядом с дверью-заставой усыпальницы богини Аматэрасу, а богиня Амэ-но-удзумэ, Мятежная Дева Неба, начала приготовления к магическому действу. Отогнула-подвязала она ниспадающие рукава своего кимоно лозой небесного тенелюбивого кустарника - вечнозеленого плауна булавовидного, что произрастает на горе Кагуяма, переплела-скрепила свою прическу венцом из лозы небесного вьющегося эвонимуса, убрала-украсила запястья букетами из веточек шуршащего низкорослого бамбука садзи, что тоже произрастает на этой горе. Перевернула-поставила Мятежная Дева Неба перед усыпальницей богини Солнца пустую кадку вверх дном, взобралась на это возвышение, а затем принялась потешно петь-танцевать и, притопывая, производить неимоверный грохот. Постепенно убыстрялся ритм ее вдохновенного танца-песни. Видно, снизошли на нее вышние боги Неба. Одержимая священным безумием, открыла-обнажила она свои белые груди и ослабила-приспустила с бедер тонкий пояс своей юбки ниже потаенного места - истока жизни, дабы обратить вспять темных злых божеств смерти. И сотряслась Такама-га-хара, Равнина Вышнего Неба, от раскатов дружного смеха неисчислимого сонма небесных божеств. Проникли его звуки сквозь каменные стены усыпальницы богини Аматэрасу - пришла она в изумление, приподняла-приоткрыла дверь-заставу своей небесной каменной усыпальницы и стала грозно вопрошать через узкую щель:
- Отчего танец-пение богини Амэ-но-удзумэ, Мятежной Девы Неба, рассмешил неисчислимых небесных богов всех до единого? Ведь, сокрывшись в небесной усыпальнице, задумала-загадала я, что воцарится мрак-безмолвие на Такама-га-хара, Равнине Вышнего Неба, воцарится мрак-безмолвие и на Земле - Асихара-но-нака-цу-куни, Срединной стране тростниковой равнины.
И молвила в ответ Амэ-но-удзумэ, Мятежная дева Неба:
- Появилось у нас божество, что превосходит тебя, богиня, своими достоинствами. Вот и смеемся-веселимся мы в танцах-песнопениях.
Тем временем боги Амэ-но-коянэ, Небесный малый кров, и Амэ-но-футотама, Несравненные дары Неба, преподнесли ей приготовленное заранее священное зеркало и дали ей поглядеться в него. И чем дольше любовалась она своим отражением, тем больше поражало ее необычное видение и тем больше невольно влекло ее к себе. Стоило только богине Солнца поднять дверь-заставу своей небесной усыпальницы, как притаившийся около ее ног бог Амэ-но-тадзикара-о, Могучая рука Неба, крепко схватил ее за руку и силой вывел на Такама-га-хара, Равнину Вышнего Неба.
Тотчас же бог Амэ-но-футотама, Несравненные дары Неба, метнул позади нее священную соломенную веревку-жгут и, пользуясь своим правом верховного жреца, произнес заклинание:
- Да не преступит твоя нога через запретную черту, обозначенную мною! Да будет тебе заказан ныне обратный путь.
И снова явила тогда свой лик глубокочтимая богиня Аматэрасу, Сияющая на Небе, и снова воссиял-засверкал первозданный свет на Такама-га-хара, Равнине Вышнего Неба, и на Земле -Асихара-но-нака-цу-куни, Срединной стране тростниковой равнины..."
(Кодзики - Запись о деяниях древности. Пер. К.Е. Черевко)
В память об этих событиях, как считается, и стоят во всех синтоистских храмах Японии ворота тории, похожие на петушиный насест, и толстые соломенные жгуты симэнава, ограждающие заповедную территорию.
О втором божестве, почитаемом в храме Ота, боге развилок дорог Сарута-хико, известно гораздо меньше. Собственно говоря, не известно ничего, кроме того, что традиция считает его мужем Мятежной Девы Неба, - людям он был неинтересен. Такое положение только подтверждает давно замеченную особенность синтоизма: его многочисленные боги стоят к людям гораздо ближе, чем божества других религий, и поэтому существование среди такого неисчислимого сонма божеств оказывается в чем-то сродни жизни в переполненном городском квартале: за помощью обращаются только к тому, кто безусловно заслуживает доверия, а с остальными стремятся по возможности поддерживать ровные отношения, не забывая, тем не менее, в назначенный срок совершать необходимые обряды и подношения.
Впрочем, в истории Киото бывали случаи, когда люди и ставили на место особо капризных божеств.
Есть в старой столице, на левом берегу реки Камогава, ботанический сад, основанный в 1923 году. Постороннему посетителю в нем бросается в глаза смешение европейского и японского стилей паркового искусства: с одной стороны - прекрасная оранжерея, розарий, клумбы, с другой -бамбуковая роща и типично японский пруд. Однако жителей Киото, это, похоже, совершенно не тяготит, и зеленый оазис сада всегда заполнен людьми. Особенно много их осенью, когда спадает жара и можно спокойно побродить по саду или выйти на примыкающую к нему с севера улицу Китаяма дори, заглянуть в магазинчики, где продается посуда, куклы, гребни, веера и тысячи всяких других мелочей. А если такого желания нет - просто посидеть под украшающими улицу деревьями гинко, листья которых похожи на взлетающих бабочек. Не минуют посетители ботанического сада и расположенный ныне на его территории старинный синтоистский храм, с которым как раз и связана история о наказании строптивого божества.
Издавна этот храм и прилегающая к нему набережная реки Камогава назывались Нагарэки. Это слово пишется двумя иероглифами, которые означают соответственно "поток" и "дерево", так что вольно это название можно перевести как "Деревья у реки". Это наименование, как и большинство названий в Японии, могло бы остаться за храмом навсегда, но Нагарэки и его окрестности часто страдали от наводнений. Тогда было решено наказать капризное божество храма, переименовав его обитель так, чтобы изгнать из его названия всякий намек на воду и ее течение. В результате первый иероглиф заменили близким к нему по японскому чтению знаком "половина"; храм получил странноватое название "Полудерево" (Накараги), но здешние наводнения потеряли прежнюю силу, и новое название закрепилось за храмом и набережной.
Нынешняя набережная Накараги, протянувшаяся от моста Китаяма охаси на севере до моста Мальвы Аои хаси на юге, особенно красива весной, когда стоящие вдоль нее деревья плакучей сакуры склоняют усыпанные цветами ветви до самой воды.
В десяти минутах ходьбы на северо-восток от моста Мальвы, вблизи места слияния рек Камогава и Таканогава, стоит древний синтоистский храм Симогамо дзиндзя, в котором издавна поклонялись божеству нижнего течения реки Камогава. Есть в Киото и храм верхнего течения реки - это уже упоминавшееся святилище Камигамо, расположенное в двух километрах севернее. Камигамо и Симогамо считаются самыми древними синтоистскими святилищами Киото: они существовали здесь задолго до строительства города, а после его основания стали почитаться как храмы божеств-хранителей императорской столицы и императорского рода.
Так, в храме Симогамо почитается Драгоценная Дева Тамаёри-химэ, которая, согласно мифологической традиции, считается матерью первого японского императора Дзимму. Отсюда и официальное название храма Камо Миоя дзиндзя: синтоистский храм божественной основательницы рода на реке Камогава. Храм Камигамо возведен в честь другого сына прародительницы, божества грома Вакэикадэути.
Человека, вошедшего через огромные карминно-красные ворота на засыпанную белоснежной галькой территорию храма Симогамо, сразу охватывают те чувства, которые и должны возникать у посетителей древних синтоистских святилищ: уединенности, чистоты и всемогущества обитающих здесь божеств. Священную тишину нарушает только журчание кристально-прозрачного ручья Митараси ("Омовение") да шум ветра в кронах обступивших храм вековых кипарисовиков хиноки и вечнозеленых дубов сии.
В Симогамо более 25 строгих, крытых по-старинному деревянными плашками строений, среди которых выделяются внушительное здание главного святилища, считающееся национальным сокровищем Японии, и сцена для храмовых мистерий. Здесь отмечается множество храмовых праздников, среди которых - ритуальная игра в ножной мяч кэмари хадзимэ (4 января) и ябусамэ - соревнования всадников, которые на полном скаку должны попасть из лука в мишень (3 мая). Мало известен за пределами Киото отмечаемый в Симогамо праздник ритуального омовения митараси-мацури, который устраивается в День Быка - один из июльских дней, когда жара в Киото становится особенно нестерпимой. Вообще летний День Быка - один из любимейших народных праздников, своего рода символ надежды на избавление от зноя, когда начинается еще незаметное, медленное, но все же движение к прохладе.
Календарь храма Верхняя Камо - Камигамо - тоже насыщен событиями. Многие из них перекликаются с праздниками Симогамо, что естественно для святых мест, посвященных родственным божествам и расположенных невдалеке друг от друга на одной реке. Так, в Камигамо тоже есть свой праздник всадников Камо курабэума, который проводится 5 мая на специальной площадке. Сходен с Симогамо и архитектурный облик Верхнего храма: за большими воротами на фоне мелкой гальки стоят внушительные сооружения, многие из которых украшены непременными принадлежностями синтоистского храма - плетеными канатами симэнава и белыми полосками молитвенных бумажек нуса.
Самые ценные сооружения храма находятся в глубине его территории, во внутренней, наиболее сакральной зоне. Это дворец Хэйдэн, ворота Тюмон, а также залы Хондэн и Кандэн, которые охраняются как национальные сокровища Японии.
Однако главное, что объединяет два храма реки Камо - это, безусловно, общий для них праздник Мальвы (Аои мацури) - одно из четырех главных торжеств старой японской столицы. Аои мацури отмечался уже лет за триста до основания Киото. К нему загодя готовились и наряжались в хэйанскую эпоху:
"Прекрасна пора четвертой луны во время празднества Камо. Парадные кафтаны знатнейших сановников, высших придворных различаются между собой лишь по оттенку пурпура, более темному или более светлому... Чаще обычного бросаются в глаза платья причудливой окраски: с яркой каймой вдоль подола, пестрые или полосатые..."
(Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья. Пер. В. Марковой)
И сегодня в конце первой декады мая, когда начинается подготовка к празднику, весь город охватывает радостное оживление. Главным событием Аои мацури является торжественное шествие процессии из императорского дворца Госё через весь город, сначала в храм Симогамо, а затем в Камигамо.
Процессию возглавляет императорский посланник, за которым ведут громадную повозку, запряженную черным быком. Одежда, головные уборы, экипажи процессии украшаются сердцевидными листьями мальвы аои или, по крайней мере, их изображениями. С древности считается, что листья мальвы обладают чудодейственными свойствами предотвращать удары молнии, наводнения, землетрясения и другие стихийные бедствия.
А в храме Симогамо на листьях двухлепестковой мальвы футабааои издавна давали клятвы верности эммусуби влюбленные: побеги на футабааои всегда появляются парами, и это считалось верным знаком нерушимости данного обещания...
Нет, не случайно Сэй-Сёнагон в "Записках у изголовья" среди того, что дорого как воспоминания назвала:
"Засохшие листья мальвы.
Игрушечная утварь для кукол.
Вдруг заметишь между страницами книги когда-то заложенные туда лоскутки сиреневого или пурпурного шелка..
В тоскливый день, когда льют дожди, неожиданно найдешь старое письмо от того, кто когда-то был тебе дорог.
Веер "Летучая мышь" - память о прошлом лете"…
(Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья. Пер. В. Марковой)
Все-таки действительно Киото похож на нестареющее классическое литературное произведение: все или почти все из того, что было дорого как воспоминание Сэй-Сёнагон, и сейчас можно найти в одном из районов старой столицы, вытянувшемся вдоль неширокой реки Камогава…
Евгений Кручина
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 46, 2002.12.08
http://russia-japan.nm.ru
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|