|
|
Н.И. КОНРАД
КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ИСТОРИИ ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЭПОХИ МЭЙДЗИ (1868-1912)
(24)
Семейный роман, начало которому положил Токутоми своим «Хототогису», очень скоро сделался чрезвычайно популярным жанром японской литературы. Больше элементов быта и нравов, меньше сентиментальности в другом популярном произведении этого жанра – романе Кикути Юхо «Свое преступление» (Оно-га цуми, 1899 г.). Героиня этого романа Тамаки – дочь одного богатого провинциала. Отец отвозит ее в Токио, помещает в школу, и здесь ее обольщает один студент медицины, от которого у нее рождается сын Тэматаро. Обольститель бросает ее, женясь на другой, ребенка же отправляет в деревню. Она возвращается к отцу и здесь через некоторое время знакомится с одним аристократом, за которого и выходит замуж. У них рождается сын Масахиро. Героиня была бы счастлива, если бы не отравляющее ее жизнь воспоминание о грехе юности. Однажды во время путешествия ее сын заболевает, призывается доктор, известный профессор медицины, который оказывается бывшим студентом-медиком, героем ее неудачного девичьего романа. Тот, узнав ее, прилагает все свои усилия и вырывает мальчика из рук смерти. Она под влиянием всех этих переживаний чувствует себя так плохо, что принуждена ехать в деревню на берег моря лечиться. Здесь ее сын сближается с одним деревенским мальчиком, и они становятся неразлучными друзьями. Конечно, этот деревенский мальчик – первый, незаконный сын героини. На беду во время купанья оба они гибнут. Она, окончательно сраженная горем, открывает мужу все. Тот расходится с ней и уезжает. Отец, узнав о всем происшедшем, кончает самоубийством. Героиня решает уйти в новую жизнь и поступает сестрой в госпиталь на Формозе. Там она получает неожиданное известие: ее муж, уехавший в заграничное путешествие, по дороге заболел и лежит больной в Сайгоне. Она едет к нему, супруги примиряются, и для них снова начинаются счастливые дни.
Все эти лихорадочные поиски жанров, бросание из стороны в сторону – от идейной повести к психологическому роману, от социальной беллетристики к семейному роману, различные изгибы в каждом из этих течений, - говорило об одном: о том, что японская литература выходит на какую-то большую дорогу, направляется к каким-то новым берегам. При этом сильнее и сильнее ощущается недостаточность прежних средств литературного выражения, особенно отчетливо проявившаяся при попытке создать литературу, посвященную проблемам политики, свидетельствовала о том, что эти новые берега будут уже иными. Становилось все яснее, что настоящий общественно-значимый художественно-полноценный роман можно создать только на основе творческого метода реализма. Наступала эра «натурализма», под таким названием она идет в Японии, вернее же эра подлинно-реалистического романа, этого высшего достижения японской буржуазной литературы.
Обращение к «натурализму» (как будем, следуя японской традиции, называть этот период) было мотивировано всей жизнью Японии на грани двух столетий. В центре этой жизни стоит русско-японская война, этот новый повторный пункт в судьбах японской буржуазии. Прошла полоса первого воодушевления, вызванного военными победами. Крупная буржуазия, с одной стороны, занялась расширением своих позиций во вне (в Корее и в Китае), с другой – расширением своих завоеваний внутри. Это движение соединилось с более широким появлением на политической арене кругов средней и мелкой буржуазии. Капиталистическая верхушка превращалась все более и более в реакционный лагерь, сращиваясь на бюрократических верхах со старой классовой аристократией. В силу этого все сильнее разгоралась новая внутренняя борьба в недрах самой буржуазии, усиливалось демократическое движение. На этой почве юношеской восторженности, или такому же упадку духа, сентиментальным переживаниям, - уже не было места. Индивидуалистическая струя явно ослабевала. Для крупной буржуазии на очереди стояли уже совершенно прозаические вопросы борьбы за внешние рынки, за доступ к государственному аппарату. Для успешности этой борьбы требовался трезвый расчет, хладнокровный анализ обстановки, строгий учет фактов. С другой стороны, для мелкой буржуазии с чрезвычайной остротой встал вопрос о собственном существовании. Буржуазно-помещичья верхушка, начавшая русско-японскую войну, укрепляла свои позиции, принося в жертву интересы не только крестьянства и пролетариата, но и мелкой буржуазии. Все это заставило и японскую мелкобуржуазную интеллигенцию смотреть на мир глазами трезвого наблюдателя, отлично сознавшего, что в этом мире очень много горького для него. В связи с этим получил широкое развитие «исследовательский дух», сопровождавшийся небывалым расцветом японской науки, с невероятной быстротой и умением пересаживавшей на родную почву все великие завоевания европейского XIX века. Позитивизм этой европейской науки неуклонно и последовательно делал свое дело, понемногу трансформировал все мировоззрение японцев, заставлял их смотреть иначе на все явления окружающей действительности. Таким путем и японская литература пришла к творческому метода реализма.
Совершенно понятно, почему эта новая полоса фигурирует у японцев под именем натурализма. Дело только в том, что новому направлению был пришит ярлык, взятый из современной тому поколению европейской литературной жизни. Не следует забывать, что почти все в Японии, если не рождалось, то ускорялось, оформлялось, конкретизировалось под влиянием Запада. Так было и здесь; последние годы XIX века и первые XX принесли в Японию из Европы Флобера, Бальзака, Мопассана, Золя, Ибсена, Зудермана, Гауптмана, Тургенева, Чехова, Достоевского, Толстого. И немудрено, что для японцев, не прошедших сложный путь европейской литературы, не посвященных в ее внутреннюю жизнь, Золя и Тургенев стояли на одной доске. И у того, и у другого они видели лишь в большей или меньшей степени одно и то же: доподлинное изображение жизни, показ ее конкретного содержания в связи со значительностью самой проблемы. И так как их ознакомление со всем этим совпало с отзвуками недавнего, столь шумного расцвета в Европе натурализма, то и все, что они сами стали создавать под этим смешанным и разнообразным влиянием, пошло под флагом натурализма. Внутренние факторы собственного роста, влияние европейской позитивной науки и непосредственное воздействие европейской натуралистической школы создали в Японии слывущую под именем «натуралистической», а на деле классическую реалистическую литературу эпохи расцвета буржуазии и начала ее упадка.
Очень крупную роль в этом процессе сыграла русско-японская война. Ее общее историческое значение для Японии заключается в расширении перехода японского капитализма в империалистическую стадию, со всеми вытекающими отсюда последствиями: на международной арене – вступления в борьбу с прочими империалистическими державами; внутри страны – обострением классовой борьбы, усилением рабочего движения. Поэтому, несмотря на успех войны, общественный тонус после краткого промежутка патриотической горячки был достаточно низок. Как говорят японцы, «война разбила романтические грезы и обнажила все язвы жизни». Отсюда и стремление новых писателей – наподобие представителей «литературы глубин» - вскрывать именно теневые стороны действительности.
Источник: Профессор Н.И. Конрад. Курс лекций по истории японской литературы эпохи «Мэйдзи» (1868-1912). На правах рукописи. ЛИФЛИ. 1934-1935 гг. Ленинград.
Публикация Марии Щербаковой (maria_scher@mail.ru)
Постоянный адрес этой страницы лекций в сети Интернет –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_24.htm
Постоянный адрес следующей страницы лекций в сети Интернет –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_25.htm
Постоянный адрес первой страницы лекций –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_01.htm
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 05, 2007.02.04
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|