|
|
Н.И. КОНРАД
КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ИСТОРИИ ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЭПОХИ МЭЙДЗИ (1868-1912)
(26)
Интересна судьба Доппо. Ранние его произведения, считающиеся первыми камнями в фундаменте японского натурализма, вышли в 1901 г. Это - рассказы «Равнина Мусаси» (Мусаси-но) и «Мясо и картофель» (Гюнику барэйсё). Но признание стало приходить к нему впервые только с 1905 года, когда вышло в свет первое его собрание сочинений. Окончательно его положение укрепилось не раньше 1907-09 года после рассказов «Голос волн» и «Бамбуковая калитка». Но зато внимание к Доппо не ослабевает вплоть до наших дней.
Такой своей судьбой Доппо обязан несколько своеобразному уклону своего творчества. Лежащее в основе его произведений мировоззрение отнюдь не такого сорта, чтобы сразу привлечь к себе внимание широкого читателя. Его взгляды в этом отношении лучше всего развиваются в его наиболее показательном рассказе «Мясо и картофель».
Любопытно внешнее оформление сюжета: в одном из токиоских кружков собирается молодежь, все приятели для товарищеской пирушки и беседы. У них начинается спор на тему «идеал и действительность», при чем по связи с только что закончившимся ужином «идеал» у них символически изображается образом «картофеля», «действительность» - образом «мяса». «Трудно воплотить идеал в действительность. Но если такое воплощение невозможно, что же тогда делать? Что касается меня, то я – за мясо». «Но ведь к мясу полагается картофель, не правда ли?» - в таком тоне ведется разговор.
Положения, которые провозглашают собеседники, оказываются выведенными из жизненного опыта. Так, например, один из них – молодой человек по имени Камимура все время был мечтателем. Он мечтал о яркой, исполненной творчества жизни и хотел найти ее на широких просторах еще малозаселенного Хоккайдо. Там думал он начать разрабатывать эту целину, пробудить к творчеству саму природу. Суровая зима на этом северном острове представлялась ему только как «снежная поэма». Но, увы, при соприкосновении с действительностью эта зима своими морозами быстро охладила пыл молодого мечтателя и заставила его бежать с негостеприимного острова, бросить «идеал» и вернуться к действительности. «Одним картофелем не прожить: от идеалов только тощаешь. Теперь я буду жить действительностью», - говорит Камимура. Под конец представитель самого автора – Окамото произносит такую тираду:
«Один из моих знакомых рассуждает так: есть люди, которые задают себе всякие глупые вопросы вроде того – «что такое я?». Но то, чего нельзя знать, никогда не узнаешь. – С обычной точки зрения он прав. Но дело в том, что такие вопросы не задаются для того, чтобы обязательно получить на них ответ. Такие вопросы вырываются самопроизвольно, это крик человеческой души, болезненно ощутившей всю непонятность существования в этом мире «я». Этот вопрос – голос идущий от самого серьезного, что есть в нашем сердце».
По мнению Доппо, люди живут, совершенно не вдумываясь в непонятности жизни, таинственность Вселенной, в существо своего собственного «я». «Откуда пришел я? и куда иду? Мое желание заключается только в том, чтобы мое сердце задало мне эти вопросы», - говорит Окамото.
Два момента определяют мировоззрение Доппо: стремление проникнуть в скрытый смысл бытия и покорность перед судьбой. «Натуралистический метод» Доппо проявляется в этой вещи в том, как он обрисовывает свои персонажи. В этом он, как утверждают японские критики, чем-то напоминает даже Мопассана.
Доппо не написал ни одной крупной по размерам вещи. Все его произведения – небольшие рассказы. Правда, в конце жизни он принялся было за роман «Ураган», но умер, не закончив его.
Окончательным утверждением своих художественных и общественных позиций японский натурализм обязан крупнейшему писателю новой школы Симадзаки Тосон. С этим именем мы встречались раньше: этому писателю надлежит честь быть первым поэтом среди романтиков; именно он довел Синтайси до полной законченности и совершенства. Уже тогда при рассмотрении эволюции его поэтического творчества был отмечен постепенный отход его от романтических тем и приближение к реалистической поэзии. Последние его сборники «Летние травы» и «Опавшие лепестки сливы» уже преисполнены этим новым духом. Однако полный переход писателя к реализму произошел на арене прозы. Его первая крупная работа в этой области – роман «Нарушенный завет» (Хакай, 1904-05 гг.) есть не только победа писателя над самим собой, доказательство полного овладения им новым жанром, но и победа натурализма.
Необходимо еще раз повторить, что наименование натурализм употребляется и здесь только для того, чтобы не выходить из общепринятой в истории новой японской литературы терминологии. На деле же, как было сказано уже выше, японский натуралистический роман есть не более, чем обыкновенный реализм. Дальше реализма писатели этой эпохи не пошли, и стремление таких авторов, как Тэнгай и Кафу писать в духе Золя не выходили за рамки чисто внешнего подражания. Заре подлинного натурализма суждено было наступить гораздо позже – в наши годы, с появлением на свет литературы, фигурирующей в Японии под наименованием пролетарской. Художественная же проза времен русско-японской войны, первого десятилетия XX века – чистокровный буржуазный реалистический роман.
«Нарушенный завет» - первое классическое произведение этого жанра. Тосон дает в нем превосходное описание одной из северных провинций Японии – Синано; рисует живые картины жизни маленького городка; дает очень верную и яркую картину провинциального школьного быта, выводит разные типы учителей. Обстановка и лица, выведенные в романе, действительно списаны с натуры, так как автор хорошо знает эти места и эту обстановку; он дает все это без всякой навязчивости, с большим чувством меры и такта. В этом сказывается влияние хорошо знакомого ему Мопассана, Тургенева и отчасти Достоевского. Однако в романе значительна не только эта сторона: чрезвычайно важна – и уже с общественной точки зрения – тема романа. Роман трактует проблему «униженных и оскорбленных» жертв современного автору общественного уклада. Эти униженные и оскорбленные – японские парии, так называемые «эта» – нечистые с точки зрения прочих, с которыми нельзя входить в соприкосновение, иметь дело, которые загоняются в особые гетто на окраинах поселений, подальше от «настоящих людей». Эти парии в настоящее время по закону уравнены в правах с прочим населением, но официальное равноправие ничего не изменило в их бытовом и отчасти экономическом бесправии. Поэтому тем из них, кто хочет действительно выбиться к жизни и деятельности, остается единственный в те годы выход – скрывать свое происхождение. Трагедии такого скрывшего свое происхождение пария – школьного учителя Усимацу, сумевшего благополучно проскочить в школу и поступить на службу, и посвящает свой роман Тосон. Усимацу сначала ревностно оберегает свою тайну, исполняя завет отца; но постепенно, увлеченный примером такого же пария Рэнтаро, не скрывшего свое происхождение, но смело вступившего в борьбу за свои человеческие права, начинает колебаться. К тому же, его начинает терзать совесть за обман окружающих. Эти настроения усиливаются благодаря замечаемой им подозрительности окружающих, начинающих догадываться, кто этот молчаливый, сторонящийся от всех человек. Окончательный толчок дает убийство Рэнтаро, погибшего на своем посту борца. Усимацу публично признается в своем происхождении; его выгоняют из школы, и ему не остается ничего другого, как эмигрировать.
Роман Тосон произвел колоссальное впечатление. В литературных кругах его приветствовали, как самый замечательный роман современности, как начало новой эры в японской художественной прозе; критика, не задумываясь, поставила его в один ряд с лучшими европейскими романами такого типа. Для общества он сыграл огромную роль в стимулировании освободительного движения среди париев, постепенно переходивших от тактики Усимацу к тактике Рэнтаро; с другой стороны, он способствовал пробуждению и так называемого «движения сочувствия» среди буржуазии. И то, и другое свидетельствует только о том, что в японской литературе появилось действительно значительное произведение – общественно-проблемный реалистический роман.
Вслед за «Нарушенным заветом» последовали два новых романа Тосон: «Весна» (Хару, 1908 г.) и «Семья» (Иэ, 1910 г.). В них автор сумел не только удержаться на достигнутых позициях, но показать еще большую творческую зрелость.
Роман «Весна» посвящен изображению значительной эпохи в жизни новой Японии: периода ее интенсивного роста, ее весны. Эта весна – 90-е годы, время около китайско-японской войны. В литературе – это эпоха романтизма со всем многообразием его проявлений; в обществе – это первая проба сил поднимающегося класса. Тосон берет одну крайне характерную для того времени среду: группу талантливой передовой молодежи, объединившейся вокруг журнала «Бунгакукай» (Литературный мир), сыгравшего тогда очень большую роль в формировании литературных понятий и воззрений. В центре этой группы – сам основатель журнала Китамура Тококу. Нельзя подыскать более выразительной фигуры для юношеской Японии, чем этот человек, работавший и как поэт, и как беллетрист, и как критик, и как теоретик, - многогранный и ярко одаренный. Тосон сам входил в состав этой группы и вместе с ней боролся за новую литературу. Естественно поэтому, что он мог с полным знанием дела рисовать и эпоху, и эту группу. Тосон прослеживает судьбу всех этих людей на широком фоне тогдашней жизни с особой тщательностью и проникновением, рисуя Тококу, его подъемы и провалы, успехи и неудачи, его характер и печальный конец: Тококу в припадке умопомешательства покончил с собой. Разумеется, все лица скрыты под псевдонимами и даны без мелочной биографичности: художественный такт автора сумел удержать его от этого соблазна и помог ему подняться до обобщенного реалистического романа. Но тем не менее, узнать всех этих лиц не трудно, в том числе и самого Тосон, фигурирующего под именем Ивамото.
Роман «Семья» также ставит широкую проблему: проблему японской семьи в условиях широкой общественной и политической трансформации всей страны. Автор берет две многолюдных семьи, несколько супружеских пар, связанных между собою различными степенями родства и окруженных многочисленными родственниками, и шаг за шагом на протяжении 20 с лишним лет прослеживает их судьбы. При этом в центре его внимания стоят те процессы, которые имеют место среди этих людей по мере перехода их от медленно текущей жизни в отдаленной провинции к нервной обстановке большого города. Иначе говоря, показан характерный процесс, пережитый очень многими в Японии в условиях интенсивной, многое ломающей и многого требующей от современников европеизации, сопровождавшей повышенный рост Японии.
Тосон многим обязан западной литературе. Он внимательно изучал Мопассана; некоторые японские критики находят в нем влияние Достоевского, но, скорее всего, более прав один из самых крупных знатоков творчества Тосон – Накасава Ринсон, называющий его японским Тургеневым. С его точки зрения, этих двух авторов сближают две вещи: «как тот, так и другой одновременно прозаики и поэты; оба просто описывают жизнь, схватывая в то же время ее самую суть; и у обоих все согрето теплым искренним чувством. Можно было бы добавить, что Тосон, также как и Тургенев сумел найти социальные темы, исполненные общественного значения, сумел создать реалистический общественно-проблемный роман.
Источник: Профессор Н.И. Конрад. Курс лекций по истории японской литературы эпохи «Мэйдзи» (1868-1912). На правах рукописи. ЛИФЛИ. 1934-1935 гг. Ленинград.
Публикация Марии Щербаковой (maria_scher@mail.ru)
Постоянный адрес этой страницы лекций в сети Интернет –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_26.htm
Постоянный адрес следующей страницы лекций в сети Интернет –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_27.htm
Постоянный адрес первой страницы лекций –
http://ru-jp.org/konrad_meiji_bungaku_01.htm
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 07, 2007.02.18
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|