Окно в Японию: http://ru-jp.org

О КИНОСЕРИАЛЕ "МУЖЧИНЕ ТРУДНО", ЕГО ГЕРОЕ И НЕКОТОРЫХ ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ЯПОНЦЕВ

Самый длинный сериал Ёдзи Ямада

В 1996 году киносериал Ё. Ямада "Мужчине трудно" ("Отоко ва цурай ё") попал в книгу рекордов Гиннеса как самая длинная серия фильмов с одной и той же кинозвездой в главной роли. Сериал прославил своего автора, снимавшихся в нем актеров (К. Ацуми, Т. Байсё, С.. Морикава, Х. Дадзай, Г. Маэда, Р. Сато и др.), на десятилетия обеспечил популярность киностудии "Сётику", главный герой сериала (Торадзиро Курума) стал чуть ли не национальным героем Японии, на месте действия сериала в р-не Сибамата (административный округ Кацусика, г. Токио), где происходили основные события фильма, расположился мемориальный комплекс киностудии "Сетику", посвященный сериалу и его создателям, возле станции "Сибамата" (линия частной железной дороги "Кэйсэйканаматасэн") появился памятник Торадзиро, построенный в 1999 году на добровольные пожертвования любителей сериала, которые составили 20 млн. иен. Сериалу посвящено множество публикаций, в Интернете о нем идет непрекращающаяся дискуссия, информация о произведении Ё. Ямада представлена на многих "домашних страницах". В общем, киносериал "Мужчине трудно" стал заметным событием в культурной жизни Японии конца 60 - начала 90 годов 20 столетия.

На протяжении 27 лет (с августа 1969 по декабрь 1995) каждый год, как правило, выходило по два фильма, один из которых приобщался к летним поминальным праздникам обон, а второй - к Новому году. Сериал неизменно пользовался большой популярностью у зрителей, неизменно собирал полные залы кинотеатров. В чем причина такой популярности? Во-первых, в том, что создатели фильма точно уловили потребности японского кинозрителя эпохи бурного экономического роста страны, у которого впервые за тяжелые послевоенные годы появилась возможность отвлечься от проблем физического выживания, от тяжелого отупляющего труда и обратиться к духовным ценностям. Во-вторых, Ё. Ямада в своем сериале удалось удачно соединить фундаментальные ценности японской культурной традиции и некоторые популярные идеи западного (американского) массового кино (образ веселого и беззаботного бродяги, рыцарское отношение к "прекрасной даме", идея супермена), не утратив при этом национальной идентичности и затронув самые заветные струны этики, эстетики, менталитета японцев. В-третьих, киносериал "Мужчине трудно" - это полноценное развлекательное кино, не обманывающее ожиданий зрителя, дающее ему возможность взглянуть на себя со стороны, посмеяться над собой и еще раз убедиться в непреходящей красоте и привлекательности традиционных японских ценностей и идеалов. В-четвертых, на потеху публике Ё. Ямада удалось создать образ "японского супермена" (Ё. Сираи), с легкостью реализующего подсознательные желания и стремления обывателя и, в то же время, являющегося пародией на "навязший на зубах" кинозрителей образ супермена из американского массового кино. Наконец, в-пятых, создатели фильма нашли для него очень удачную стилистическую тональность: мрачноватый трагизм японского кино они разбавили американским легкомыслием, проявив во всем чувство меры и найдя свой неподражаемый стиль. Ё. Ямада рисует послевоенную Японию легкими, затейливыми красками, создавая живые, яркие, искрящиеся, колоритные визуальные образы, напоминающие картины непревзойденных мастеров "укиё-э" Хокусая и Хиросигэ, сумевших воплотить в своих творениях форму, цвет и ритм японского видения мира.

"Мужчине трудно" - это драматическая комедия, в которой преобладают то комедийные, то мелодраматические, то пародийно-сатирические моменты, это сага о поисках человеческого счастья, о японском понимании прекрасного в человеческих отношениях, это калейдоскоп красот природы Японии. Эта работа Ё. Ямада воспевает душевность и радушие японского народа, его способность чувствовать, понимать сердцем, его умение замечать прекрасное и поступать в соответствии с традиционными представлениями о красоте. Комедийная форма сериала не мешает серьезным размышлениям о вечных проблемах человеческой жизни - о любви, поисках счастья, о семье и взаимоотношениях ее членов.

В конце 60-х годов, когда начал сниматься киносериал Ё.Ямада, проявились многие негативные последствия "модернизации" (вестерннзацни) Японии, стали обнаруживаться оборотные стороны "японского экономического чуда", стало меняться отношение к навязываемым ускоренной вестерннзацней культурным ценностям. На фоне растущих проблем окружающей среды японцы стали испытывать ностальгические чувства по отношению к ушедшей эпохе гармонии человека и природы, по "утраченному раю" традиционной японской культуры, по временам, когда можно было жить неторопливой размеренной жизнью, не зная суеты, создаваемой людьми, денно и нощно озабоченными зарабатыванием денег.

В довоенной Японии не было места для эмансипированной личности, потому что вся жизнь любого индивидуума выстраивалась в парадигме исполнения долга перед императором, государством, обществом, семьей. При этом личное надлежало приносить в жертву общественному. Образ подобного Торадзиро бродяги и скитальца, не проникшегося идеалами служения, в условиях жесткой идеологической цензуры мог появиться разве что в историческом фильме. После войны произошло освобождение личности от пут государства. Служение государству сменилось служением фирме или корпорации, индивид получил возможность больше внимания уделять семье, которая трансформировалось из построенной на принципах "домостроя" традиционной семьи в новую нуклеарную семью (май хо:му), в лоне которой личность обретала все большую индивидуальную свободу. В таком историческом контексте вольная бродяжья жизнь Торадзиро в глазах публики становилась символом независимости и личной свободы, о которой обыватель, обремененный множеством повседневных обязанностей, мог только мечтать.

Западные телесериалы живут за счет остроты сюжета. В "Санта-Барбаре", например, то один, то другой персонаж оказывается в центре повествования, и вокруг него разворачиваются поистине детективные события. Все западные сериалы терпят неудачу, как только в них появляются какие-то трафаретные моменты. Когда какой-то фильм получает продолжение ("Крёстный отец", "Фантомас", "48 часов", "Терминатор") второй фильм, как правило, слабее первого и менее популярен, чем первый. Ни один европейский или американский сериал не удержал бы зрителя, если бы в нем 48 раз подряд разыгрывался один и тот же сюжет. В фильме Ё. Ямада все происходит именно так: каждый новый фильм киносериала - это произведение, где почти все известно заранее. Таким образом, его привлекательность для зрителя состоит не в новизне сюжета, а имеет принципиально иные корни.

Сериал "Мужчине трудно" прочно располагается в русле японской литературно-художественной традиции. Нетрудно заметить его связь с хэйанской классикой ("Повесть о Гэндзи" Мурасаки Сикибу), с произведениями Ихара Сайкаку и Дзиппэнся Икку ("На своих двоих по Токайдо") и с классической японской драмой. Фильм "Мужчине трудно" - не что иное, как современная версия давно известного сюжета, продолжение характерной для японской литературы темы любовных переживаний одинокого мужчины, для которого эти переживания и составляют саму суть его существования Мысль о том, что смысл жизни состоит в поисках любви, созерцании природы, в наслаждении саке и беседой с привлекательной женщиной, несколько неожиданна для обывателя, живущего в индустриальном или постиндустриальном обществе, но достаточно тривиальна для японской традиции. В формуле "один мужчина и много женщин" проявляется сущность японского средневекового аристократизма. Как в театре "Но" столетиями ставились вариации одной и той же пьесы, так и в сериале Ё. Ямада снова и снова разыгрывается один и тот же сюжет - возвращение "блудного сына", его очередная любовная история, очередная ссора с семейством и новое странствие, после которого, отдохнув душой и устав физически, он снова возвращается домой.

Образ чудака, без конца совершающего необдуманные поступки и являющегося посмешищем для окружающих, был апробирован японским кинематографом еще в 30-е годы, когда Ясудзиро Одзу снял серию фильмов о Кихати. В 60-е годы появились фильмы "Карьера Горо Ясу" и "Дурак в полном обличии" с подобными Торадзиро персонажами в качестве главных героев. И было бы странно, если бы подобный персонаж не появился после фильма "Мужчине трудно". Сериал по сценарию Ё. Ямада "Дневник рыбалкомана" опять являет нам такого героя, который, правда, в отличие от Торадзиро, нашел свое место в жизни, но также резко выделяется среди окружающих его людей тем, что для него главное не работа, а его любимое увлечение. Хама-тян (как его любовно зовут окружающие) человек добрый и сердечный, он способен создавать вокруг себя легкую, непринужденную атмосферу, но, подобно Торадзиро, он не может быть "трудоголнком". Хама-тян - это остепенившийся Торадзиро" Он совершил необходимые акты социализации - завел семью и устроился на работу, но все равно он отличается от обывателя тем, что для него главное - не общее дело, не служение корпорации, не выполнение родительского долга, а его хобби - рыбалка.

Его "бродяжничество" принимает гораздо более мягкие и социально приемлемые формы. В отличие от Торадзиро Хама-тян счастливый человек: у него есть гармоничная семья, стабильная работа, задушевный друг и любимое увлечение. Хама-тян также выглядит чудиком на фоне людей, для которых главное в жизни - это работа, но за ним совсем нет характерного для Торадзиро шлейфа печали. Может быть поэтому сериал "Дневник рыбалкомана" и не получил такого всенародного признания, как сериал "Мужчине трудно".

За четверть века создания сериала "Мужчине трудно" Ё. Ямада не раз собирался завершить свою работу, но и кинобоссы, и публика требовали продолжения. Годы непрерывных съемок и для режиссера, и для актеров в конце концов, очевидно, стали Голгофой. Киносериал превратился в чудовище, пленившее людей, и, несмотря на кризисы творчества, несмотря на старость и болезни актеров, фильмы продолжали выходить каждый год в назначенный срок. При таком напряженном темпе съемок артисты старятся буквально у нас на глазах, и это создает над последними сериями фильма дополнительную дымку печали, имплицирует буддистскую эстетику эфемерности сущего.

Этнокультурные мотивы в сериале

В то время как современное японское искусство (в том числе и кино) становится все более космополитичным, стремится выйти за национальные рамки, сериал "Мужчине трудно" - глубоко национальное произведение. Сериал наполнен традиционной эстетикой - смена времен года, храмовые праздники, Новый год, свадебные и похоронные церемонии, тексты писем и поздравлений, выдержанные в духе классических канонов. В нем, порой иронично, порой ностальгически, изображаются многие этнокультурные особенности японского народа, которые сохраняют свою ценность для японцев с давних времен до настоящего времени. Это эстетизм и стремление к гармонии, доброжелательность и терпение, понимание и прощение, это семья с теплым и заботливым отношением между ее членами, готовые прийти друг другу на помощь соседи, буддийский священник, искренне заботящийся о своей пастве, это бескорыстное отношение к незнакомым людям, богатство человеческих чувств, взаимопонимание, сочувствие, взаимопомощь людей, способность принимать человека таким, каков он есть. Персонажи фильма с естественностью, которая все более и более утрачивается в наши дни, облачаются в кимоно и ведут они себя в духе традиционного ритуала - принимают подобающие позы, говорят надлежащие реплики, главный герой часто обращается к соседям и своим близким патетически, высокопарно, соблюдая все формы публичной риторики.

Один из лейтмотивов киносериала "Мужчине трудно" - тема странствий, скитаний, путешествия, дороги. И бродячие актеры, и торговцы, и простолюдины, и самураи - люди самых разных сословий в различных обстоятельствах отправлялись в странствие. Тяжелая судьба скитальца достается тому, кто выброшен за пределы общины или в связи с особенностями своей профессии не может вести оседлый образ жизни. Тема странствий широко представлена в японской литературе. В японской художественной традиции эта тема, как правило, связана с грустными переживаниями: акцент делается на тяготах странствий, на боли разлуки с любимыми и близкими, с домом, а не на их романтической стороне (что характерно для европейской культурной традиции). Такое восприятие неустроенности кочевой жизни отразилось и в пословице "Милое дитя отправь в путешествие". Смысл этой пословицы вовсе не в том, что может в ней увидеть современный любящий родитель, стремящийся отправить свое чадо на Гавайи, Сайпан или в Таиланд. "Милое дитя" нужно отправить в странствие, чтобы оно быстрее узнало тяготы жизни. В Торадзиро же мы видим образ веселого и оптимистичного бродяги. По мнению японского кинокритика Т. Сато, такое отношение Торадзиро к странствиям связано с влиянием на японский кинематограф американского вестерна, для которого скитания, приключения, дорога - это не только тяготы и опасности, но и стремление испытать себя, романтика преодоления трудностей и надежда на удачу; впрочем, в скитаниях Торадзиро достаточно и традиционной грусти.

Яркими чертами ментальности японцев являются стремление к стабильности, порядку, постоянству, к соблюдению установленных правил, отношений иерархии, предпочтение ритуала импровизации. Вероятно, в силу того, что Япония - это почти моноэтническая страна, и жители ее долгое время существовали изолированно от других народов в условиях островного государства, их поведение более стереотипно и предсказуемо чем, например, поведение русских, европейцев или американцев. В России, Европе и Америке в непосредственной близости проживало много разных народов, взаимное влияние которых создавало большее многообразие форм поведения. Там, где у европейцев возможно множество вариаций, у японцев могут встречаться элементы почти обязательные. Это ярко проявляется в речевом обиходе. Например, у русских некто, желающий вызвать расположение родителей ребенка, найдет не один десяток подобающих фраз, для японцев же почти всеобщей будет фраза "Каваий!" - "Хорошенький!".

То же можно усмотреть в употреблении форм обращения. Когда в России кто-то приходит в чужой дом и не застает хозяев, существует множество форм привлечения внимания последних, в Японии же для этой ситуации характерно выражение "гомэн кудасай" - "извините". Стереотипность поведения японцев проявляется и в их общении с иностранцами, многие из которых жалуются на то, что им надоело выслушивать комплимент "Нихонго га о-дзё:дзу дэсу нэ" - "Как хорошо вы говорите по-японски! " и отвечать на вопрос "Нихон рё:ри ва икага дэсу ка" - "Как вам нравится японская кухня?". То же постоянство, ту же строгую упорядоченность, те же строгие правила композиции можно заметить и в письме, и в поздравительной открытке, и в объявлении, и в нормах публичной речи. Стремление к упорядоченности проявляется и в организации пространства, и в большой любви японцев к униформе. Она имеется не только у военных, полицейских, пожарников, но и у почтальонов, таксистов, работников охраны, вахтеров, сотрудников многих фирм, школьников, воспитанников дошкольных детских учреждений, членов туристических и экскурсионных групп и т.д. Унифицированность поведения можно усмотреть и в нелюбви японцев проводить время в безлюдных местах: они предпочитают бывать там, где много народу, отдыхать, развлекаться так, как все.

Существуют общепризнанные правила того, как и когда подобает учиться, жениться, заводить детей и т.д. В японской семье более строго, чем в европейской или американской определено, что должна делать жена и что должен делать муж. Приверженность к правилам - основа консерватизма японского общества. Для японской культурной традиции вообще характерно стремление к созданию законченных совершенных форм, которые далее используются как образцы: создается нечто и затем поддерживается как классический эталон для подражания, долгое время не претерпевая существенных изменений. Таковы формы классической поэзии, таков японский национальный театр (Но, Кабуки, Дзёрури). Эта особенность японской культурной традиции отражается и на структуре социальных институтов: когда она сложилась, ее трудно изменить. Поэтому в Японии попытки глубокого реформирования общества наталкиваются на глухое сопротивление традиции, изменения происходят медленно, общество обладает огромной консервативностью и инертностью. Традиционные формы не могут быть просто отброшены, как это часто имело место в истории России. Таким образом, канонизация интриги, стереотипные ходы в развитии сюжета, повторение типовых ситуаций, имеющих место в сериале Ё. Ямада, вполне в духе японской культурной традиции.

Важное место в фильме занимают красоты природы, на которых глаз отдыхает, - то проселочная дорога, то возделанные поля, то море и береговая полоса, то малые острова Японского архипелага. Создатели фильма как бы задались целью показать самые заповедные уголки Японии. Действие фильма переносится с Хоккайдо на Окинаву, с берега Японского моря в Осака, а его герой в перипетиях своих похождений всегда находит время для того, чтобы полюбоваться красотой окружающей его природы. Часто действие происходит в курортной местности. В фильме много ностальгических сцен из недавнего прошлого - тишина захолустных городков, экзотичность малых островов, теплота и душевность провинциальной жизни. В зарисовках природы обязательно присутствует сезонная символика - шум цикад летом, воздушные змеи в холодном высоком небе на Новый год.

В японской культуре больше грустных тонов, чем радостных. Не очень радостна сама запрограммированность японского общества, его предсказуемость, порядок, ограниченность импровизации. Безрадостны и храмовые праздники; в них много ритуала и экзальтического исступления, коллективного буйства, но нет светлой, искрящейся радости. Печальны народные песни. Классическая эстрадная песня энка складывается только в минорном регистре. Японские народные танцы плавны и замедленны, в них много сдержанной целомудренности, элегантности и грации н совсем нет столь характерной, например, для русского танца лихости, разнузданной веселости, отчаянной бесшабашности. И в песнях, и в литературе, и в кино преобладают грустные переживания. В них почти нет светлой бьющей ключом радости. Веселье и беззаботность часто являются лишь фоном, позволяющим оттенить грустное и трагическое. С точки зрения дзэн-буддистской эстетики грустное - красиво. Отсюда и расхожее в энка "дай поплакать" или "проливать слезы люблю" . Отсюда и часто имеющий место в японской литературе и кино трагический конец.

В одной из финальных сцен фильма сериала "Мужчине трудно" - "Вдвоем под одним зонтиком" Торадзиро фантазирует на тему о том, что бы он сделал для Лили (главная героиня в исполнении Р. Асаоки), если бы у него были деньги. Не случайно кульминация его рассказа - место, где речь идет о том, как публика заливается слезами от трогательной песни Лили, красота которой, конечно же, состоит в том, что она "пронзительно печальна" (Я. Кавабата)... После восторженных аплодисментов на глазах у самой Лили появляются слезы, и плакать начинают даже самые сильные духом зрители.

Успех сериала "Мужчине трудно" кроме всего прочего обусловливался, вероятно, еще и тем, что в каждом новом фильме за комедийной формой произведения постановщику удавалось создать еще и настроение щемящей грусти, когда у зрителя слезы наворачиваются на глаза. Вероятно, эта эстетика печали и не позволила Ё. Ямада дать счастливый конец ни одному из фильмов своего сериала. Все это говорит о том, что эстетика дзэн-буддизма, сложившаяся в хэйанскую эпоху, до сих пор жива, и она прочно коренится в сознании и подсознании японцев.

"Торая" (название лавки и дома, в котором родился и вырос Торадзиро) в фильме - символ так дорогой сердцу каждого японца малой родины (фурусато). У каждого должно быть место, куда он может вернуться после трудов и странствий и где его ждут любящие люди, которые примут его таким, каков он есть. Малая родина притягивает воспоминаниями о детстве, голосами и могилами предков. Потому по всей Японии выстраиваются в праздники многокилометровые процессии автомобилей с людьми, едущими в свои родные места, а Торадзиро неизменно возвращается в милый его сердцу отчий дом.

Идея гармонии в фильме проявляется в том, что родственники не пытаются перевоспитать Торадзиро, заставить его перемениться, а делают все возможное для того, чтобы с ним ужиться, проявляя при этом необыкновенное терпение, доброжелательность и способность прощать. Идея гармонии человека и общества в фильме выражается и в том, что место в жизни городка Сибамата находится и для Гэн-тяна - добродушного деревенского простака, который (в отличие от Торадзиро) действительно умом не вышел, и для слабоумной Ханако (Р. Сакакихара) из 7 фильма сериала "Отчаянные усилия". Жители Сибамата проявляют живой интерес к соседям, в любой момент они готовы прийти на помощь друг к другу. У Торадзиро обычно пуст карман, но если там завелись какие-то деньги, он готов отдать их первому встречному. Стремление к гармонии в японском обществе проявляется и во всеобщей открытой доброжелательности и приветливости. Эта тяга к гармонии, вероятно, была вытренирована, кроме всего прочего, и жизнью японской деревни, на протяжении веков вынужденной заниматься кропотливой работой, связанной с культурой поливного рисоводства, требовавшей от японских крестьян слаженных коллективных действий во время сооружения ирригационных каналов.

О стилистике сериала

Стилистика сериала "Мужчине трудно" задается комедийно-мелодраматическом жанром произведения, такими его постоянными атрибутами, как музыкальное оформление, типовой зачин и финал, особое графическое оформление. Каждая серия начинается песней Торадзиро о непутевом старшем брате. Начало и конец обязательно сопровождаются комичными пантомимическими сценами в духе комедий Ч. Чаплина с падениями, столкновениями, беготней и тумаками. То же нередко имеет место и в моменты кульминации действия: герои как бы теряют ориентацию в пространстве, спотыкаются, сталкиваются, опрокидывают мебель, падают, совершают нелепые движения, устраивают потасовку.

Для сериала характерна статичность. В нем многое неизменно - основное место действия (лавка "Торая"), основная интрига, взаимоотношения героев, их амплуа, одежда. И персонажи статичны, в них почти полностью отсутствует развитие. Именно статичность резко отличает сериал "Мужчине трудно" от американских фильмов, где залогом успеха фильма является его неожиданность и новизна - разработка новой темы, применение новых трюков, нестандартное освещение темы, пересмотр нравственных оценок и т.д. В Америке публика безусловно отвергла бы любую попытку повторения сюжета. Интерес зрителей пропадает, как только утрачивается новизна. Японский же зритель традициями японского театра подготовлен к тому, чтобы находить удовольствие в созерцании вариаций одного и того же сюжета, заранее зная, что очередная мадонна найдет свое счастье с другим человеком, а герой сериала, сделав над собой усилие, уйдет от несостоявшегося счастья и так и останется неприкаянным скитальцем.

Только в первом фильме Торадзнро меняет туалеты - он то в строгой одежде японского клерка, то в рубашке, то в дорожном сером пиджаке. Как только был найден клетчатый коричневый пиджак, он вместе с видавшим виды потрепанным коричневым чемоданом закрепился н стал обязательным. И в своем нравственном развитии Торадзиро также делает всего один шаг: после нескольких болезненных попыток обзавестись семьей он понимает, что семейная жизнь не для него, и, влюбляясь в очередной раз, готов ретироваться в решительный момент, уступить возлюбленную другому.

Некоторое изменение образа Торадзиро в последних фильма сериала, видимо, вызвано не развитием личности героя, а изменением отношения к нему автора фильма: если в начале сериала Торадзиро показан как отъявленный дебошир, неспособный сосуществовать с нормальными людьми, то в последних фильмах сериала он все больше превращается в мудреца, сумевшего сохранить свою личность от разлагающего воздействия складывающегося в результате европеизации индустриального общества. В последних фильмах больше теплоты и акцента на том, что Торадзиро представляет для окружающих ценность - он не типичен, он бескорыстен, он щедр, он духовен. Торадзиро становится все более симпатичным. Изменение трактовки образа героя связано и с тем, что Япония в 70 годы вступила в эпоху структурных кризисов экономики, вызвавших психологическую напряженность в обществе и изменивших отношение обывателя к прошлому. Косвенное влияние, вероятно, оказала и болезнь К. Ацуми, для которого роль Торадзиро стала вторым "я", а личность актера в сознании зрителей неразрывно связалась с образом киногероя, так что появились книга А. Ёсиока "К.Ацуми. Актеру трудно".

Особенностью композиции чуть ли не половины фильмов сериала является обращение к сновидениям Торадзиро. Сновидение дается в виде пролога к основному содержанию фильма. Сны играют особую роль в создании образа Торадзиро. В них он оказывается то героем, побеждающим Кинг-Конга, то благородным морским разбойником, то лауреатом Нобелевской премии, то знаменитым вором, то первым японским космонавтом, то сыщиком, то писателем, то ученым - он получает такие амплуа, которые невозможны в жизни. Таким образом, в снах реализуются подсознательные стремления Торадзиро - быть сильным, богатым, умным, знаменитым - все то, чего нет в реальной жизни. Кроме того в снах пародируются штампы массовой культуры, которые представлены через подсознание Торадзиро - то это пародия на якудза, то на американский триллер, то на массовый японский фильм. Так Ё. Ямада в легкой ироничной манере откликается на актуальные события массовой культуры. Киносериал Ё.Ямада - зеркало, в котором на заднем плане истории жизни Торадзиро вырисовывается и история возрождения послевоенной Японии. По фильму можно проследить улучшение бытовых условий жизни японцев, развитие индустрии досуга - данс-шоу, кабаре, патинко; в фильме представлена даже левацкая политическая демагогия: Торадзиро часто обращается с шаблонными лозунгами левой прессы к рабочим находящейся по соседству типографии.

Фильм Ё.Ямада резко контрастирует с американскими триллерами, заполнившими японский телеэкран в последние годы, отсутствием приводящей зрителя в состояние шока напряженности сюжета, внешних эффектов, эротики, сцен жестокости и насилия.

К характеристике главного героя

Торадзиро Курума - персонаж с очень редкой фамилией ("курума" значит "телега"). У Торадзиро есть и прозвище - "бездельник Тора", точно характеризующее человека, не имеющего привычки к работе. Имя Торадзиро указывает на то, что главный герой фильма является вторым ребенком в лавке "Торая", оно содержит и намек на вспыльчивость героя: "тора" значит "тигр".

Окружающие Торадзиро люди в поте лица трудятся с утра до вечера, чтобы заработать хлеб насущный, женятся, обзаводятся семьей, воспитывают детей, у них нет времени для того, чтобы оглянуться по сторонам, заметить прекрасное, насладиться праздностью. Торадзиро же неспособен жить как все. Возможно, виной всему дурная наследственность.

Торадзиро - внебрачный ребенок, которого отец Торадзиро прижил с гейшей (Кику). В каком-то смысле - он наказание отцу за разгульную жизнь. До шестнадцати лет у окружающих нередко возникал повод назвать его дурнем - до того это был трудный ребенок. А в шестнадцать Торадзиро разругался в пух и прах с отцом и, с до крови разбитой от отцовского тумака головой, ушел из дома, чтобы только через двадцать лет вернуться обратно, уже в дом дяди, которому отец Торадзиро, умирая, завещал заботу о нем.

Торадзиро - бродячий торговец. Он зарабатывает на жизнь мелкой торговлей в дни праздников, когда толпы людей собираются в местные храмы. Торадзиро не лезет в карман за острым словцом, постоянно повторяет витиеватые присказки, выработанные его профессией, Он умеет бойкими грубоватыми, а то и вульгарными пассажами речи привлекать внимание гуляющих. Он владеет техникой заговаривания покупателей, но он не бизнесмен: он не может разбогатеть, ему едва-едва удается заработать на пропитание и ночлег, а часто он вообще оказывается без гроша в кармане и без крыши над головой и, измученный и изможденный, с трудом добирается до "Торая", чтобы там восстановить силы и, в очередной раз поссорившись с домочадцами, отправиться в новое странствие.

Торадзиро не в состоянии изо дня в день заниматься монотонной работой в семейной лавке, чтобы унаследовать ее, жениться и благообразно почить, оставив наследство скорбящему потомству. В доме дяди он гость, известный всей округе лентяй, лежебока, транжир и скандалист. Если Торадзиро дома, он становится причиной головной боли домочадцев, но если его нет, всем становится скучно. Когда после нескольких месяцев странствий он появляется в "Торая", обязательно начинаются ссоры, столкновения, раздоры, после которых Торадзиро ничего не остается, как снова уйти в странствие по Японии.

Для Торадзиро характерны полная невосприимчивость к категориям, выходящим за рамки традиционных японских представлений. Он абсолютно не затронут книжной ученостью, например, он уверен в том, что Вена находится где-то в Японии, имена Наполеона и Вашингтона у него одинаково ассоциируются с крепким алкогольным напитком. Торадзиро страдает предубеждением против иностранцев, он не интересуется ничем за пределами Японии. Он не сведущ в науках, его не привлекает искусство. Его интересы естественны и органичны - дорога, еда, саке, женщины, пейзаж. У Торадзиро есть и менторские замашки: он часто поучает окружающих, как подобает поступать. Правда, если кто-то и добивается успеха в результате его "педагогической" деятельности, то не благодаря последней, а скорее вопреки ей. У Торадзиро множество недостатков, но в нем присутствует какое-то светлое, радостное, жизнеутверждающее начало, живость, жизнерадостность, естественность. В Торадзиро живет синтоистское (языческое) естество японской культуры. Не случайно Торадзиро так не любит буддистских сутр.

От якудза (представителя японского преступного мира) у Торадзиро стремление к дешевым внешним эффектам, желание покрасоваться на публике, эффектная поза, мания величия, пренебрежительное отношение к более слабому, стремление показать свою "крутизну". От самурая - чувство долга, небрежное отношение к деньгам и стремление к традиционной этике.

Торадзиро оптимистичен, коммуникабелен, незлобен, не жаден. Он не гонится за деньгами, поэтому у него всегда есть время, чтобы присоединиться к кому-нибудь во время пирушки с гейшами, провести несколько дней в качестве гостя в чьем-нибудь доме, выпить с первым встречным по поводу и без повода. Торадзиро может кому угодно прямо высказать то, что он думает и даже пустить в ход руки в качестве аргумента для утверждения своего мнения, готов, не взирая на лица, начать ссору. Он может нарушить любые условности, но он имеет свое понятие о долге и красоте человеческих отношений. И ради этой красоты он готов поступиться даже собственным счастьем.

Торадзиро действует не по соображениям разума, а по велению сердца. Он часто выходит за общепринятые границы здравого смысла, его действия оказываются чрезмерными, активность приносит разрушительные результаты. Его деятельность часто вызывает смех окружающих, а то и их протест или гнев. Время от времени Торадзиро совершает отчаянные попытки стать хорошим, жить скромной жизнью маленького человека, основным богом которого является труд, но такие моменты длятся недолго в силу его непоседливости, неуживчивости, полного отсутствия прилежания и упорства.

Дядя Торадзиро нередко говорит в сердцах: "Бывают же такие дурни!" Но что делать? Торадзиро не может всегда быть хорошим и поступать подобающим образом. Это про него сказано: "Какое же от принципов удовольствие, если их никогда не нарушать?" Когда после очередной любовной драмы ему становится невмоготу, он надевает видавшую виды шляпу и неизменный клетчатый пиджак, берет свой потрепанный чемодан и отправляется в очередное странствие. Вскоре он оказывается в уютном вагоне поезда, на пароме или в автобусе, и путешествие помогает ему отвлечься от пережитого, переменить настроение, встретиться с новыми людьми, увидеть новые уголки Японии. И тут же к нашему герою возвращается природная жизнерадостность, он весело и доброжелательно общается с попутчиками, он готов помогать тем, кто оказался в беде, часто проявляя при этом истинное благородство.

Торадзиро способен сочувствовать окружающим. В пятом фильме "Желанные родные места" он мчится на Хоккайдо, где в провинциальной больнице умирает его бывший предводитель и покровитель (оябун), в шестом фильме "Чистые чувства" отдает последние деньги оказавшейся в затруднительном положении женщине с ребенком. Он не всегда бескорыстен и не всегда благороден в своих мыслях и поступках, особенно в отношениях с близкими людьми, но у него есть сердце: он понимает умирающего оябуна в вышеупомянутом пятом фильме, он в состоянии понять и его сына, который не хочет встречаться с бросившим его отцом.

Достоинством Торадзиро является и умение легко и непринужденно знакомиться с людьми, находить общий язык и с незаурядными личностями, и с умственно неполноценными людьми - со всеми, с кем его сводит судьба. Дня каждого он находит доброе слово, каждого может ободрить, к каждому готов прийти на помощь в трудную минуту. Торадзиро выделяется среди окружающих внутренней свободой. Свобода его проявляется и в том, что Торадзиро может говорить глупости, сальности, скабрезности, может быть высокомерен, может демонстрировать кому-то свое превосходство, может терять лицо, может оскорблять и унижать окружающих, может превращаться в скандального и мелочного домашнего тирана, может говорить о том, о чем не принято говорить, например, о смерти дяди и тети в их присутствии, о собственных похоронах и т.д.

Торадзиро обладает способностью снова и снова влюбляться. Причем каждый раз он загорается, как в первый раз, влюбляется "безумно, безнадежно". Но является ли Торадзиро японским Дон-Жуаном? Дон Жуан действует эгоцентрично, он готов нарушить моральные нормы ради обладания женщиной, его не интересуют и не волнуют последствия. Когда цель достигнута, его интерес к женщине ослабевает, и он переключается на следующую жертву, чтобы вновь испытать любовный экстаз. В отличие от Дон-Жуана Торадзиро в отношениях с женщинами если и не всегда безукоризненно нравственен, то, как правило, не эгоистичен, а жертвенен. Когда дело принимает серьезный оборот, он становится предельно осторожным, делая все, чтобы не принести предмету своей любви боль и разочарование.

Ненормальность Торадзиро состоит и в том, что время от времени им овладевает очередная навязчивая идея, и он начинает маниакально третировать ею окружающих. Он часто запоминает то, что ему говорят, и начинает строить свою жизнь в соответствии с услышанным.

Бывают случаи, когда он действует весьма тонко, находя подобающие слова для сложной ситуации. В других обстоятельствах, напротив, ведет себя как маньяк, полностью утративший чувство реальности. В припадке гнева Торадзиро не скупится на грубые слова, часто он и сам вынужден выслушивать оскорбления, но на следующее утро с него все - как с гуся вода. Он готов все забыть и все начать с начала. Для земляков Торадзиро - человек совершенно негодный, никчемный, чрезвычайно неудачливый и очень неудобный. У него безнадежная репутация: он предмет насмешек, пугало, образец того, как не надо жить.

Даже бывшие одноклассники не хотят с ним встречаться: они не могут избавиться от воспоминаний о его многочисленных потерях лица, он вызывает у них крайне неприятные чувства. Родители пугают им детей: "Если будешь плохо себя вести, станешь таким, как Тора". Дурнем его называют потому, что для него не существует общепринятых рамок поведения. В этом разгадка названия: не мужчине вообще тяжело, а тяжело непутевому герою киносериала Ё. Ямада, не нашедшему своего места среди обывателей Сибамата, неспособному жить по законам их здравого смысла.

Торадзиро "дурак" не потому, что он умственно неполноценен, а потому что он - совершенно невозможный среди заземленных и практичных обывателей Сибамата романтик, который увлекается очередной идеей, полностью теряя чувство реальности и доставляя массу хлопот своим близким, - то устраивая чью-то свадьбу, то занимаясь судьбой сбившейся с пути девушки, то принося в дом чужого ребенка. По сравнению с обывателем жизнь Торадзиро насыщена интересными событиями: он колесит по Японии, вновь и вновь влюбляется, знакомится с знаменитостями - с бывшим феодальным князем, известным гончаром, популярным художником, модной певицей и т.д. Новые люди ему нужны для того, чтобы попытаться построить с ними отношения с чистого листа, избежать предвзятости. Встречи с незнакомыми людьми помогают Торадзиро хотя бы на время стать "Курума-сэнсэем", побыть щедрым и благородным, проявить новые стороны своей натуры. Комичность образа Торадзиро состоит в том, что человек никчемный стремится совершать поступки (и нередко совершает) по высшим образцам самурайского благородства, тут же перечеркивая их неспособностью соблюдать даже элементарные приличия. Человечность и высокая патетика в Торадзиро сочетаются с уличной грубостью, эгоизмом, ленью, стремлением к дешевым внешним эффектам.

Обитатели "Торая"

Действие сериала разворачивается вокруг лавки "Торая", где обитает японская семья, владеющая небольшой закусочной и специализирующаяся на приготовлении японских сладостей - данго. Это очень дружная, отзывчивая, добрая и человечная семья. Все члены её (кроме Торадзиро) с утра до вечера без устали работают. Таковы же и их соседи. Двери "Торая" постоянно открыты, поэтому сюда регулярно заглядывает "Тако" (Х.Дадзай) -владелец крошечной типографии "Асахи", располагающейся по соседству, и другие жители городка Сибамата. Обитатели "Торая" всегда поступают в соответствии с убеждением, что все люди братья, а Япония - единая большая семья, взаимопомощь между членами которой естественна. Они с неизменной любезностью встречают всех случайных знакомых Торадзиро, который легкомысленно посылает в "Торая" всех и каждого, чтобы они воспользовались гостеприимством его родных, оказавшись в Токио. И всех действительно встречают заботливо, оказывая им всю возможную помощь и проявляя истинное гостеприимство.

"Торая" - место где выросла Сакура - сестра Торадзиро по отцу и самый близкий для него человек. Сакура - идеал японской женщины, назначение которой состоит в том, чтобы, проявлял мудрость и терпение, поддерживать мир в семье, уметь понимать, сочувствовать, прощать. Сакура постоянно заботится и переживает о своем непутевом братце, может на него влиять и даже может иногда сказать ему "правду-матку".

У каждого из обитателей "Торая" (как, впрочем, и у других героев сериала Ё.Ямада) свое неизменное амплуа. Это те же маски театра "Но". "Тако" - страдающий персонаж. Он постоянно озабочен проблемами с типографией, женой, дочерью... Хироси (муж Сакуры) - набор добродетелей: он и умница, и трудяга, и прекрасный семьянин, и обладатель терпеливого, сдержанного характера. Он серьезен, честен, умен, образован, правдив, щедр, трудолюбив. (По выражению Торадзиро, женщины почему-то выбирают в супруги именно таких скучных и пресных людей). Сакура и Хироси - идеальная пара, идеальная японская семья, члены которой всегда способны поступать подобающим образом. Они не ссорятся, не ругаются, правильно воспитывают сына, правильно поступают по отношению к Торадзиро.

Другая дружная семейная пара - дядя и тетя Торадзиро. Идеал семейных отношений, по фильму Ё. Ямада, во взаимной любви, прощении, готовности забыть и простить обиду, особенно, если совершивший проступок раскаялся.

Из поколения "детей" в фильме представлены сын Сакуры и Хироси Мицуо и дочь "Тако" Акэми. Их отношение к Торадзиро резко отличается от отношения старших. Мицуо и Акэми безоговорочно любят Торадзиро, несмотря на все его выходки и недостатки, подобно Торадзиро, они убегают из дома, сталкиваясь с серьезными жизненными проблемами. В Торадзиро молодые люди видят модель поведения, очень непохожую на поведение окружающих, озабоченных больше не самим существованием, а обеспечением существования. Создатели фильма как бы хотят сказать, что для нового поколения, которое уже не знает проблем выживания и обеспечения материального достатка, актуальными становятся те ценности, которые они находят у Торадзиро - неспешная беззаботная жизнь, нежелание упорно трудиться, игнорирование необходимости делать карьеру, умение наслаждаться жизнью и, главное, душевность, умение выслушать и понять человека, проявить участие в его судьбе, стремление помочь ему. Если для старшего поколения Торадзиро прежде всего достойный сожаления чудак и неудачник, то для Мицуо и Акэми он в первую очередь задушевный собеседник, человек, который способен поступать по велению своего сердца. Мицуо и Акэми в Торадзиро привлекает духовность, романтическое отношение к жизни и его внутренняя свобода. Показательно, что Мицуо в финальном 49 фильме, снятом уже после смерти К. Ацуми, идет по стопам дяди и становится коммивояжером.

Образы Торадзиро и князя Мышкина. Японский дурак и русский дурак

У дурака психология народа проявляется в обнаженном виде: он неспособен лукавить и притворяться. Дурак ближе к естеству, он умеет искренне радоваться жизни, за это и награда - здоровье и оптимистичность. Дурак одинок. Порой он стремится к людям, ищет свое место в обществе, но общество его отвергает как "гадкого утенка". Поэтому его существование трагично, хотя он сам часто и не замечает этого. Дурак ни в чем не знает меры и нередко увлекается в проявлении общепринятых добродетелей, заражая своей активностью окружающих. Они и без него выполнили бы свой долг, но не с таким энтузиазмом и святой убежденностью в правомерности и необходимости сове ршаемого. Дурак не склонен к рефлексии, он не знает меланхолии, не ведает сомнений и всегда готов к энергичной деятельности, но у него нет сколько-нибудь детального плана предстоящих действий. Он всецело поглощен настоящим. Мировые проблемы его редко волнуют. Дурак искренен в проявлении чувств и не предрасположен к лукавству. Если и ему приходится скрывать свои чувства и лицемерить, значит, он не законченный дурак. Дурак нужен обывателю для самооправдания и самоутверждения. Дурость имеет общечеловеческие черты, но у нее есть и определенное этнокультурное своеобразие. В России "дураку везет", его "любит работа", ему многое прощается, дурака жалеют. В Японии к дураку относятся более строго, ему грозит остракизм, дураку трудно: скидки на дурость не делается, и дурака "учат богу молиться", хотя, как точно подмечено в японской пословице, "лекарства от дурости - нет". Валять дурака ("Ваньку валять", "косить под дурика", т.е. притворяться дураком) в России явление гораздо более естественное, чем в Японии. При деспотизме, безжалостности и крайней негибкости власти такое поведение часто было способом самосохранения, японская же власть не терпела скоморошества (у японских властителей не было любимых шутов), требовала от подданных беспрекословного повиновения и сотрудничества. В результате для русского часто аморальным считается сотрудничество с представителями власти, а для японца аморален скорее отказ от сотрудничества. Русскому свойственна и обыденная "игра в дурака", что обыкновенно обозначается словом "дурачиться", когда некто начинает ерничать, каламбурить, коверкать слова, нарушать правила взаимодействия участников коммуникации. Для японцев такое поведение не характерно. Они связаны необходимостью выполнения ритуала, всякое нарушение которого может иметь негативные последствия для коммуникативного взаимодействия людей. Диапазон дурости широк - от легкой и безвредной для окружающих странности (что в Кансае обозначают словом ахо "чудак") до идиотизма (слабоумия) и юродства (клинической ненормальности), когда отклонение превращается в патологию. Юродство - патологический предел дурости.

В старой России юродивый был почитаем и свят, считалось, что его устами "глаголет истина". Даже цари боялись юродивых. Последние нередко и перед царем говорили правду. Традиционный русский сказочный дурак не всегда одинаков: он - то святая простота и наивность, то человек с лукавинкой и ленцой, который скорее дураком прикидывается. Он может быть чудиком, непонятным для окружающих, но в нем - нет патологии, нет идиотизма. Он ленив и скрытен, но не глуп. Русскому сказочному дураку сопутствует удача, и он не упускает своего - в конце сказки всех обходит, женится на царевне и получает свои полцарства, чтобы проводить дальнейшую жизнь свою в лени и праздности. Между прочим, в конце сказки всегда возникает ощущение непрочности счастливого конца: легко доставшееся счастье может так же легко и покинуть героя.

Герой романа Ф. Достоевского "Идиот" отличается от сказочного дурака нездоровьем, но точно в соответствии с традицией русской сказки он получает и любовь, и богатство. От окружающих его обособляет отсутствие человеческих пороков и недостатков - он идеален. Поэтому в несовершенном "подлунном мире" для него не находится места.

Торадзиро и князя Мышкина роднят способность к самопожертвованию, самый бескорыстный альтруизм, самая искренняя человечность, способность сердцем понимать окружающих, способность сочувствовать и сопереживать, способность поступать нравственно и жертвовать собой ради других. Они с легкостью переступают рамки, задаваемые здравым смыслом. Но Мышкин аристократ. Он никогда не отклоняется от нравственного идеала эпохи. Он потому и "идиот", что для него не существует расчета, в нем нет ни капли эгоизма. Он не только не говорит, он даже неспособен подумать о ком-то плохо. Ему нет места среди людей, потому что он слишком хорош. Он может пренебрегать светскими условностями потому, что его действия обусловлены высшими принципами красоты человеческой личности (Мир спасет нравственная красота): князь Мышкин нравственно возвышается над окружающими. Он не может приспосабливаться к жизни, сама идея приспособленчества противна ему. В отличие от князя Мышкина Торадзиро далеко не идеальный человек, у него немало недостатков, но он тоже способен совершить поступок, идти на самопожертвование, демонстрируя высокую нравственность. Правда, в других ситуациях он может быть и ниже среднего уровня нравственности: он может поступать эгоцентрично, даже безнравственно (как когда живет на деньги болеющей Лили в 25 фильме серии), не всегда и не вполне осознавая безнравственность своего поведения. Торадзиро для окружающих его людей дурак потому, что он не может жить по законам здравого смысла маленького человека, не может упорно работать, стремиться сделать карьеру и выйти в люди, напрягаться, чтобы овладеть науками, жить расчетливо и экономно, вести себя сдержанно и корректно, постоянно опасаясь общественного осуждения. Но в то же время он способен очень чутко улавливать душевное состояние других людей, выслушивать их и сочувствовать им. В какой-то мере он - горьковский Лука из пьесы "На дне". Он прекрасно чувствует человеческие отношения, в восприятии которых книжные знания, возможно, являются даже помехой.

Если князь Мышкин всегда превосходит окружающих своей нравственностью, то Торадзиро может выделяться как с положительной, так и с отрицательной стороны. В Торадзиро присутствует и вселенская мудрость, когда ему одного взгляда достаточно для того, чтобы понять состояние человека, найти для него верные слова, и непроходимая тупость, непонимание элементарных житейских истин. Образ Торадзиро ближе к реальному человеку, чем образ князя Мышкина, но диапазон его личности шире, чем диапазон личности рядового японца соответствующей эпохи. В этом и состоит его драма.

А. Дыбовский

##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 37-44, 2002 г.
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####