|
НИНА АНАРИНА: ЯПОНСКОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО НА РУССКИЙ СЕВЕР
Весьма немалочисленная группа японских русистов уже не первое десятилетие под руководством корифеев японской русистики профессоров Накамура Ёсикадзу и Ясуи Рёхэй занимается в самом широком диапазоне темой взаимодействия русской и японской культур. Причём занимается систематически и кропотливо. В университете Васэда проводятся периодические заседания типа семинаров и конференций, выпускаются коллективные сборники. В 2005 году вышел очередной, шестой, сборник статей под названием «Россия и Япония» («Росиа то Нихон», изд-во Сэйбунся, 336 стр.), в котором участвует более 20 авторов. В рамках этого проекта особенно пристально изучается, например, японская ветвь русского зарубежья – тема, почти не освоенная российским японоведением и, может быть, даже и не воспринимаемая им как «родная».
Справедливости ради следует признать, что в целом японская русистика является несомненным лидером в разработке этой важной культурно-исторической темы взаимодействий и взаимосоприкосновений, диалогов культур, нередко манифестирующих себя в географиях судеб (японцы в России, русские в Японии), в то время как российское японоведение обращается к ней эпизодически и фрагментарно и не в чистом, так сказать, виде, то есть всегда или почти всегда в рамках компаративистики, либо по случаю неких юбилеев и круглых дат. Можно вспомнить известный сборник статей 1989 года «100 лет русской культуры в Японии», изданный институтом востоковедения под редакцией Л.Л. Громковской к 100-летию первого перевода русской литературы в Японии с языка оригинала (И.С. Тургенев «Свидание» и «Три встречи» в переводе русиста и известного писателя Фтабатея Симэя). Правда, в последние годы некоторые наши японоведы, живущие и работающие в Японии, стали участниками вышеозначенных заседаний японских русистов и авторами статей в их периодических сборниках «Россия и Япония». Вышли и две новые книги этих японоведов: П.Э. Подалко «Япония в судьбах россиян. Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии» (М.,» 2004); Л.М. Ермакова «Вести о Япан-острове в стародавней России и другое» (М., 2005).
Среди японских русистов – разработчиков темы совершенно не случайно присутствует почётный профессор университета Васэда - Ясуи Рёхэй. Не скрою, что имею честь быть знакомой с профессором и его семьей с 1989 года, как, впрочем, знаю и многих других русистов. Упоминаю об этом не ради хвастовства, а потому что только в условиях дружеских контактов можно было открыть то особое свойство личности Ясуи-сэнсэй, о котором позволю сказать. Опять же делаю это во имя японистики, а не по каким-то посторонним соображениям. Дело в том, что это свойство натуры Ясуи-сэнсэй представляет собой типическую черту японского ученого и японца как личности в его соприкосновении с избранным предметом познания. Японский подход, японская хватка, японский способ овладения реальностью. А это ли не интересно?
Конечно, в Японии немало чисто кабинетных учёных, «книжных жуков», так сказать. Но может быть, здесь, как нигде, часто встречается учёный человек, который хочет вырваться из плена отвлеченного знания, точнее, вынести это знание на просторы жизни. Как конкретно реализуется это стремление? Человек не только изучает Россию по книгам, но сближается с русскими, пускается с ними в самые трудные разговоры о смысле жизни, готов бесконечно слушать русские истории, расспрашивать, дружить, участвовать в жизни и посещать места, связанные с людьми, с которыми сдружился или чьё творчество изучает. Бесконечная любознательность, неутомимый труд души, непрерывная жизнь в «теме», потребность не только обдумывать, но и осязать и обонять. При этом по-японски деликатно и ненавязчиво. И по-японски сосредоточенно и целеустремленно. Жизнь как единый порыв, всем сердцем (иссин), личность растворяется в профессиональной задаче, которая мыслится шире – как задача жизни, «путь».
Ясуи-сэнсэй – такой русист и такой человек. Поэтому его статья в упомянутом сборнике называется «Россия в жизни Фтабатэя Симэя» (подчеркнуто мною). Ещё в бытность студентом университета Васэда он высоко ценил своего учителя русского языка, известную русскую художницу Варвару Бубнову. Он принадлежал к преданной «тройке» её учеников, как пишет об этом И.П. Кожевникова (см. её книгу «Варвара Бубнова. Русский художник в Японии», М., 1984, с. 196). И когда Бубнова в преклонном возрасте вернулась в Россию и поселилась в Сухуми, Ясуи-сэнсэй сумел преодолеть многие препятствия и навестить своего любимого и почитаемого учителя в советской тогда ещё стране. И сделано это было не из абстрактного отношения к России.
Точно так, когда ему довелось познакомиться с писателем Василием Беловым, которого он знал и в подлинниках и по опубликованным в Японии произведениям, он совершил нелегкую поездку (частью по бездорожью и уже в возрасте после 60-ти да еще вместе с тоже немолодой женой) на родину писателя в глухую деревню Тимониху в Вологодской области, чтобы увидеть своими глазами места, описанные в романах, повестях и рассказах Белова. Ясуи-сэнсэй стал первым японским русистом, посетившим столь отдаленный уголок Вологодской области. А то, что его поездки в Россию не туристичны, не праздны, что его общение с людьми носит фундаментальный характер, я убедилась не однажды на собственном опыте и в Москве, и в Токио. Приведу только один пример. Прошлой зимой в Токио я вместе с супругами Ясуи посетила выставку шедевров японской культовой храмовой деревянной скульптуры эпох Нара-Хэйан-Камакура. Смотрела подробно и дважды прошла по экспозиции. В какой-то момент, когда мы трое оказались рядом в одном из залов, и я не была занята осмотром, Ясуи-сэнсэй тихо и деликатно, но с нескрываемым волнением спросил меня: «Нина, Вы не считаете, что это идолы? Один знакомый русский сказал мне, что всё это идолопоклонство». И повернув лицо к тончайшему лику и бесплотной плоти Мироку-босацу, я ответила: «Нет, это уже не идолы, это свободное богообщение». Ясуи-сэнсэй облегченно вздохнул. Было похоже, что у него гора свалилась с плеч.
Итак, Ясуи-сэнсэй прошел через беспрецедентный опыт посещения Вологодской деревни. Подчеркну снова: из туристического пафоса он никогда бы этого не сделал. Он сделал это как русист определенного, японского склада. Он совершил паломничество к истине, которая нужна ему была не только выраженная в слове, но и пережитая в живом опыте. Результатом поездок (их было уже шесть) стала серия очерков о русском Севере. Последний по времени написания очерк был опубликован во втором номере журнала «Поток» («Тёсуй») за 2004 год. В этом очерке впервые на японском языке излагается полная биография писателя Василия Белова, описывается его деревенский дом, рабочий кабинет, окружающий пейзаж. Немало места отводится положению крестьян и аграрной политике в советской и постсоветской России. Многое, что видел и осязал автор, невыразимое в слове, осталось за рамками повествования, но аромат непосредственно пережитого, очевидности присутствует в самом тоне изложения. Природа Севера покорила сердце Ясуи-сэнсэй. Как-то он признался мне: «Когда в Японии у меня бывает плохо на душе, я закрываю глаза и шепчу: «Тимониха, Тимониха, Тимониха». И в сердце воцаряются покой и радость.»
Очерк документирован фотографиями, сделанными женою автора, картой проезда до Тимонихи по железной дороге и картой окрестностей Тимонихи, - самодельными, конечно, начертанными рукой автора, как это любят делать японцы, когда им необходимо разъяснить местонахождение той или иной улицы, города и вообще любой точки в пространстве.
Ниже помещаю для интересующихся перевод очерка, сделанный мною с самыми незначительными сокращениями.
Нина Анарина
Постоянный адрес этого материала в сети Интернет-
http://ru-jp.org/yasui_ryohei_01.htm#anarina
ЯСУИ РЁХЭЙ: ВЫМЕРЛА СЕВЕРОРУССКАЯ ДЕРЕВНЯ ТИМОНИХА
1
...Впервые я посетил Тимониху в январе 1991 года. Стояли 20-градусные морозы. Жило в деревне шесть семей.
Я снова приехал туда в августе 1994. В бескрайних широких лугах повсюду паслись стада колхозных коров: ведь это район сугубо молочного хозяйства, известный всей России своим «вологодским маслом». Всё те же шесть семей, восемь человек, оставались в деревне и в зимнее время, длящееся в тех краях полгода – с ноября по апрель.
Третье моё посещение – август 1996 года. Коровы грязные, неухоженные. На грани распада колхоз «Родина», объединявший 43 окрестные деревни. Пахотные земли уже два года не обрабатывались; ни лён, ни зерновые, ни овощи не выращивались. В эту зиму в деревне оставалось пять дворов, семь человек.
Четвертый приезд пришёлся на август 1998. Тогда уже пасущиеся стада исчезли. Только три-четыре коровы, принадлежащие деревенским старушкам, щипали траву на лугу. Зимовали четыре двора, шесть человек…
В июне 99-го я в пятый раз оказался в Тимонихе. Не мычали коровы, не блеяли овцы. Деревня была погружена в тишину, как будто вымерла. Число перезимовавших уменьшилось до двух дворов, трёх человек…
А зимой 2002 деревня окончательно обезлюдела… Что до всякой живности – коров, лошадей, овец, домашней птицы, кроликов, -- которая является неразлучным спутником деревенских обитателей, то исчезла и тень её. Покинутые дома неизбежно и постепенно подвергаются гниению и разрушению из-за сурового климата. Первый признак заброшенности дома – появление вблизи розовых цветов Иван-чая. Сходят на нет пахотные луга и пастбища, созданные в поте лица за многие-многие годы труда; зарастают берёзой, ольхой, ивовым кустом.
Впрочем, когда наступает лето, некоторые жители, перебравшиеся в город, возвращаются в деревню. Приезжают также вологодские и московские семьи дачников. Тогда время от времени на деревне слышны даже детские голоса, но так продолжается только до конца летних школьных каникул. А потом снова наступает безлюдье.
Похожая ситуация и в соседней деревне Лобанихе, находящейся в десяти минутах ходьбы от Тимонихи, и в лежащей на холме, за рекой, Вафрунихе. Повсюду попадаются на глаза сгнившие дома. Везде, куда ни пойти, натыкаешься на вымершие деревни.
В Лобанихе раньше находился местный дом культуры. Там была библиотека, устраивались кинопросмотры, танцевальные вечера. А теперь от дома культуры остался один остов. На краю деревни стоял крошечный и единственный на всю округу продовольственный магазин, где в мой первый приезд зимой 91-го года еще кое-что продавалось из продуктов: хлеб, печенье, водка. Но через три года я дважды ходил туда – магазин был закрыт. Оказалось, что некто, совмещавший должность заведующего магазином и продавца, вышел на пенсию по возрасту. С тех пор два раза в неделю стала приезжать и останавливаться перед магазином машина, с которой продавался хлеб, привозимый за 70 километров из города Харовска. В такие дни три-четыре старушки приходят вместе из довольно отдаленной деревеньки, туго набивают рюкзаки хлебом и пускаются по тропке гуськом в обратную дорогу. В суровые зимы на их плечи ложатся тяжелые труды.
В Харовском районе, к которому относится деревня Тимониха, до Второй мировой войны (в России она называется Великая Отечественная война) население составляло 51200 человек, среди которых сельских жителей было 43500 человек. В 1982 году это уже только 27700 человек, а в деревнях осталось 14500 человек. Получается, что приблизительно за 40 лет из деревень исчезло 29 тысяч человек. Действительно, по сравнению с довоенным временем сельское население уменьшилось на одну треть. С 1950 года, за 35 лет, в районе перестали существовать сто деревень. И в большей степени, чем из-за экономических причин, всё это случилось в силу укрупнения хозяйств, при котором исходили из политической необходимости и совершенно не принимали во внимание местные условия. Также и пахотные земли: в 1940 году их было 24500 гектаров, к 1980 году стало 18000 гектаров. Площади пастбищ сократились с 815000 гектаров до 317000 гектаров.
Разумеется, в настоящее время значительно сокращаются и число крестьян, и сельскохозяйственные земли. И в Харовском районе и во всех российских землях положение в сельском хозяйстве одинаковое. Процесс оскудения прогрессирует реально и к тому же стремительно.
2
Деревня Тимониха находится в Харовском районе Вологодской области на севере России. От столицы области, города Вологды, расположенного в 500 км к северу от Москвы, нужно ехать еще 90 км на север до городка Харовска; поезд идёт 11 часов. До Тимонихи остаётся ещё примерно 70 км на северо-запад, через лесные массивы. Дорога от Харовска до деревни проложена в лесах и наполовину ухабистая, плохая, так называемая «русская дорога»; езда на машине занимает почти два часа. Один раз в день по ней до ближайших деревень курсирует автобус. Мне говорили, что во времена, когда не было автомобилей, до города ходили пешком. Это занимало два дня.
Выбравшись из лесных чащ, вдруг видишь бесконечную луговину с пологими холмами. Глазам открывается земля лугов и пастбищ. Эти окрестности Тимонихи славятся на весь район своей особой красотой благодаря несравненным светлым далям. На лугах здесь и там разбросаны большие валуны; говорят, они являются наследием ледникового периода. Луговину окаймляет дремучий лес. По узкой лощине между холмами течёт река Софта. Она берёт начало в озере, находящемся в лесу, поблизости. Река полноводна, с довольно быстрым течением. Деревенские берут из реки воду для приготовления пищи. И вправду, вкусна её водица! Река к тому же является рыбной сокровищницей. А по берегу выстроились цепочкой семейные баньки. На холмах, в которые зажата река, помимо Тимонихи, раскинулось несколько населенных пунктов. Там и сейчас стоят дома, построенные из брёвен огромной толщины, что характерно, конечно , для всей северной России. Людей же почти нет.
На холме, что лежит примерно в десяти минутах ходьбы от соседней Лобанихи, возвышается кирпичная церковь Николы. Считается, что её построили около 130 лет назад. Её изящный силуэт виден с любой точки луговины. Классический русский сельский пейзаж…
3
Я бывал в Тимонихе не один раз. Это связано с тем, что деревня Тимониха – родина писателя Василия Белова. … Деревня и ближайшие окрестности стали местом действия основных произведений писателя: «Привычное дело» (1966), «Плотницкие рассказы» (1968), «Лад» (1979-81) и исторического романа в трёх частях (1972-98). Поэтому для нас, читателей-поклонников Белова, деревня Тимониха – и знакомая и влекущая к себе земля.
Я узнал Белова-сан в ноябре 1990 года… Вскоре после этого мы с женой получили любезное приглашение от него поехать в его родную Тимониху на старый новый год (14 января)…
Тимониха при 20-тиградусном морозе была неописуемо прекрасна. Голубые-голубые небеса и огромное низкое солнце, ярко-красное, не излучающее, однако, никакого тепла. Даже когда смотришь прямо на него, оно совершенно не слепит глаза. И под сиянием солнца – бриллиантовое сверкание снежного наста. Насколько видит глаз, простирается ослепительно белая снежная равнина, а на ней то там, то здесь чернеют точки: это чёрные крестьянские избы, несущие в себе суровую экспрессию. Временами метелит. И тогда страшно воют провода. И по контрасту: ночи – чёрные, как лак, и небо всё сплошь усеяно звёздами. Никогда прежде мне не случалось видеть такое множество звёзд.
А в доме от печи идёт прямо жар.
Дом Белова-сан, по его словам, -- обычный северорусский бревенчатый крестьянский дом, построенный где-то сто лет назад. Дом трехэтажный, вполне просторный. Изначально в нём было на комнату больше. Сейчас на первом этаже находятся рабочий кабинет писателя, кладовая, хлев. На втором – две комнаты с печкой и кухня, а также кладовка и туалет. Третий этаж из чердачной кладовки превратился в летний кабинет . Там кроме небольшого самодельного столика, находятся бюст рано ушедшего близкого друга Шукшина, актёра, кинорежиссёра и писателя, а также иконы да ещё картины, написанные самим Беловым-сан. В этом кабинете получили рождение многие известные произведения Белова.
Этот дом когда-то был родным домом семьи матери Белова. Дом, где жили Беловы, построенный отцом к женитьбе, находился тут же, поблизости. На месте обветшавшего дома Василий Белов сам, своими руками, заново отстроил отцовский дом, который и сейчас там стоит. Белов-сан даже печку сложил сам. В том доме есть устроенный по проекту Белова-сан «культурный туалет» с водяным сливом, единственный во всей округе. Нас с женой всегда селили именно в том доме.
До сих пор на берегу стоит банька, в которой родился Белов-сан (по обычаям русского севера женщины уходили рожать в бани). Сейчас там книжная кладовка. А баня, в которой любит париться Белов-сан, находится довольно далеко от реки, позади дома матери, и носить в неё воду – особая работа. В этой бане бывали Шукшин, Абрамов и многие другие литераторы, поэтому её называют «литературной баней». Я также вместе с Беловым-сан парился в ней. Это был первый в моей жизни опыт приобщения к русской бане.
4
Белов-сан родился в деревне Тимонихе 23 октября 1932 года… Поскольку же в те времена регистрация крестьянских детей делалась небрежно, не выдавались свидетельства о рождении, то как считает Белов-сан, и месяц и день его рождения вполне могут быть неверными.
Тимониха имеет примерно 400-летнюю историю. Говорят, что первые предки пришли на эти земли где-то не позднее конца 17 века. Получается, что в Белове-сан течет кровь северорусских крестьян, обитавших здесь на протяжении уж точно 300 лет. Правда, фамилия «Белов», означающая «белый цвет», является измененной первоначальной фамилией «Петров», и это изменение внёс отец Белова – Иван, для которого белый цвет ассоциировался с образом зайца. Семья была бедной, и Иван где-то с 13-летнего возраста уже много работал: то бурлачил, то плотничал по деревням. В 1927 году в 22-летнем возрасте он женился на Анфисе, которая была моложе на год. Тогда он и переменил фамилию на «Белова», сам построил дом, где они стали жить вдвоём.
В 29-ом году по всей стране происходила коллективизация сельского хозяйства, и Тимониха, как и другие близлежащие деревни, вошла в колхоз. Иван вместе со всей деревней вступил в колхоз по принуждению. Помимо работы в колхозе, он плотничал по всей России.
Изначально в северной России почти не существовало печально известной крепостной системы, да и крупных помещиков не было. Большинство крестьян являлось довольно зажиточным, вело свободное хозяйство. Крестьяне собирали богатые урожаи пшеницы, ржи, ячменя, картофеля и овощей; процветали производство молока, масла, мяса и женское крестьянское ручное льноткачество.
Уже в 17 веке из северной России экспортировалось зерно во все скандинавские страны – до такой степени было развито аграрное производство. В Тимонихе в те времена каждый крестьянский двор имел свой амбар и сенной сарай; в деревне было несколько водяных и ветряных мельниц. Навязанная сверху насильственная коллективизация и в Тимонихе разрушила до самых основ традиционную общинную деревенскую жизнь. В результате сельское хозяйство пришло в упадок. Те, кто выступил против коллективизации – и бедняки, и середняки, и зажиточные крестьяне – горячие сердца, все без исключения ссылались, и их было множество. По официальной версии ЦК компартии по всему Союзу существовало кольцо единого движения «кулаков» против советской власти.
Одновременно с коллективизацией сельского хозяйства усиленно осуществлялась и индустриализация всей страны. Из-за этого жители Тимонихи постепенно уходили в города, становились там рабочими. К тому же, смертоносной для деревни была война с Финляндией 1939-40 гг. и Вторая мировая война 41-45 гг.Были мобилизованы не только здоровая молодёжь, но и взрослое мужское население. И в Тимонихе и в соседней Вафронихе ни один человек с войны не вернулся. Тимониха и другие деревни, 670 семей колхоза «Родина», созданного из 43 деревень, отдали войне 370 человек. Отец Белова-сан погиб в 1943 году в Смоленской области. Ему было 38 лет. А Белову-сан было в то время 11 лет. Оставшиеся в деревне женщины также стали жертвами войны. В условиях нехватки рабочих рук и материальных ресурсов урожаи значительно снизились, но требования государства к колхозам, как и раньше, всё возрастали. Скудные урожаи почти полностью забирались. От недоедания и непосильного труда прервались многие жизни. Но не только во время войны, но и после неё, в 1946-47 гг. северная Россия пострадала от страшного голода.
Когда Иван погиб на войне, матери Белова – Анфисе было 37 лет. После отправки на фронт мужа, мать на ничтожный заработок в колхозе должна была содержать маленьких детей (трех мальчиков и двух девочек). Мать была человеком замечательной души. Невзирая на множество трудностей, она превосходно справлялась с детьми, растила их. Для Белова-сан мать олицетворяет собой родные места и саму Россию. На литературу и мысль Белова-сан всё это оказало решающее влияние. Правдиво говорит о думах матери, горячих и глубоких, пронесённых ею через всю жизнь, надгробный камень на её могиле на деревенском кладбище. Это природный камень в форме человеческого сердца, на котором Белов-сан высек слова: «Белова Анфиса Ивановна. 1906-1992. Стала солдатской вдовой в 37 лет».
Отучившись в деревенской средней школе-семилетке, Белов-сан стал работать с 1947 г. в колхозе (в то время он назывался «Колхоз имени четвертой пятилетки») счетоводом в течение двух лет, выполнял и разную другую работу. А ещё через два года наконец-то вышло разрешение свободного перемещения для деревенских жителей с паспортом. И Белов-сан, как только получил на руки паспорт (до того крестьянам строго запрещалось покидать места жительства; чтобы помешать эмиграции из деревень, были введены паспорта внутри страны, и они хранились в колхозной администрации), отправился в близлежащий городок поступил на 6-месячные курсы в заводское ремесленное училище, где получил квалификацию мастерового-мебельщика. После того он брался за всякую работу по всему Северу: и мебель мастерил, и плотничал и электриком был – всё для того, чтобы отправлять матери деньги на воспитание братьев и сестёр. В 52-ом году (Белову-сан 20 лет) он был мобилизован в армию и более трёх с половиной лет отслужил в армии в войсках связи. Тогда он впервые опубликовал одно стихотворение в армейской газете.
В декабре 55-го, после демобилизации, он при поддержке старшего брата отправился в пригород города Пермь, что в среднем течении реки Камы, и стал работать там мебельщиком, но уже на следующее лето перебрался в город Вологду. Он получил возможность работать в местной областной газете, главной редактор которой благосклонно отнёсся к нему и оценил его талант. Белов-сан ведал колонкой художественной литературы, сам успешно писал и репортажи и стихи. Не было уголка области, где бы он ни побывал за два года работы в газете. Он детально знал действительное положение дел, связанное с сельскохозяйственной политикой Хрущёва (распродажа колхозам машинно-тракторных станций, поощрение выращивания кукурузы, укрупнение колхозов, установка на использование химических удобрений и др.). Деревня тогда ещё сохраняла в себе остаток жизнеспособности, однако, снова стала быстро приходить в упадок в результате того, что по всей стране единым законом усиленно насаждались укрупнение хозяйств и механизация. Укрупнение колхозов нанесло последний удар по деревне. Эта политика продолжила уравнительные меры коллективизации 1928-30 гг. путём «чистки» зажиточных крестьян.
С 59-го по 64-ый год Белов-сан учился в Москве в Литературном институте имени Горького для того, чтобы получить подобающее писателю образование. Опубликованный в 61-ом году сборник стихов и рассказов получил высокую оценку – так начался его путь уже в качестве профессионального литератора. Ко второй половине 60-ых относятся книги «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы», в которых изображены крестьяне, жившие в окрестностях Тимонихи. Эти книги получили широкую известность и в России и за её пределами.
После окончания института Белов-сан обосновался в Вологде, но кроме зимы, почти постоянно жил в родной Тимонихе. И до сегодняшнего дня всё так и обстоит. В Москве он держит для себя небольшую комнату, но кроме как по делам, никогда туда не ездит. Большой город не соответствует натуре Белова-сан. Полнота жизни возможна для него только в Тимонихе.
5
Центральная творческая тема Белова-сан со времён его дебюта в литературе и до сегодняшнего дня неизменна: это жизнь и судьба северорусского крестьянства и деревни. Кроме того, у него есть произведения, в которых интеллигенция больших городов подверглась критической обрисовке («Воспитание по доктору Споку»,1974; «Всё впереди», 1986), но такие его работы затруднительно назвать признанными всеми. Думается, что проблемы, волнующие писателя, и его пафос нашли наиболее яркое выражение в манере подачи материала в таких двух его произведениях, как «Лад. Очерки о народной эстетике» (1979-1981) и трёхчастный роман «Кануны. Хроника 20-х годов» (1972-1976), «Год великого перелома. Хроника начала 30-х гг.» (1989-94), «Час шестый. Хроника 32-го года» (1997-98).
В «Ладе» Белов-сан с любовью рисует жизнь, этику, искусство крестьян по преимуществу вологодской области и опирается на свой непосредственный опыт и опыт окружающих людей (в особенности – матери), на то, что он видел и слышал. Жизнь крестьян, подчиненная сезонным ритмам, мир разнообразных ремёсел, имеющих глубокую связь с крестьянством, занятия крестьянских женщин, связанные со льном, жизнь крестьян, их этикет, народный говор и искусство, этика и многое, многое другое стало предметом произведения. Эта книга написана мастерски и стала и энциклопедией и хроникой жизни крестьян русского севера.
То, что Белов-сан называет словом «лад», - это ставший традиционным порядок жизни, созидавшийся крестьянами на основе православной веры на протяжении нескольких веков; это ритмы. Ритмы одного дня, недели, месяца, года, а также – всей жизни. И эти ритмы согласованы с ритмами природы и космоса. В этом писатель видит изначальное в человеке, открывает лучшие стороны народной памяти о национальной истории и традиции. По природе своей добрая жизнь прекрасна, -- верит Белов-сан. Подзаголовок книги «Очерк о народной эстетике» явно содержит мысль и о народной этике. Похоже, что в душе Белова-сан нашёл отклик афоризм Достоевского «Красота спасёт мир». Эта концепция «лада», ритмов, памяти полярно противоположна концепциям первенства задач коллективизации, индустриализации, экономической эффективности.
Несомненно Белов-сан всецело убеждён, что деревня, которая должна играть роль материнского лона для русского народа, в настоящее время подверглась разрушению и дух лада утратился. Белов-сан переживает это как личную мучительную боль.
Именно поэтому он написал трёхчастный исторический роман, с тем чтобы прояснить, как произошло опустошение сегодняшней деревни, в чём основная причина этого.
Героями романа являются крестьяне вымышленной деревни, списанной с Тимонихи и окрестных деревень, а также связанные с деревней ремесленники и интеллигенция. Все они с конца 20-х годов и до начала 30-х стали игрушками в бурях коллективизации и движения раскулачивания. В конце концов они были отправлены на Соловки или на строительство Беломорско-Балтийского канала в исправительно-трудовые лагеря или в районы Крайнего Севера, в тундру. Писатель считает, что подобно распятому Христу, русские люди были распяты на кресте советской властью, и поэтому третья часть его книги называется «Час шестый». Белов-сан хочет навсегда запечатлеть в народной памяти свидетельства об этих муках и лишениях.
Трёхчастное произведение, однако, рисует не только трагедию северорусского крестьянства. В книге замечательно отображены самые разные сезонные обряды, свадебный обряд, показаны богатство внутреннего мира крестьян, их взаимопомощь, сила юмора, помогающего преодолевать тяжёлый труд. Автор воспевает единство ритмов человека и космоса. В книге имеются проникновенные описания природы. Всё это наделяет произведение огромной притягательной силой. Во всех книгах Белова-сан ощутимо присутствует горячая дума писателя о крестьянах и сельском хозяйстве. Он считает, что сельское хозяйство и сегодня является решающей основой всего: быть России живой или мёртвой. Ему присуща глубокая убеждённость, что именно крестьяне являются носителями русской культуры. В этом состоит пафос Белова-сан.
6
На самом деле судьба крестьян была тяжкой при советской системе. Колхоз «Родина», в котором состояла деревня «Тимониха», находился под контролем партии. Когда колхозы создавались, утверждалось, что они будут вести хозяйство коллективно на основе добровольного объединения, но реально никакой независимости совершенно не было.
За 40 лет с момента образования колхоза в 1929 году сменился 31 председатель. Все они назначались сверху, из центра. По указке сверху в какой-то момент сплошь вырубали леса и отправляли древесину на Украину, получая взамен продовольствие. Или в иное время в принудительном порядке навязывалось внедрение животноводства как основы хозяйствования; или приказывалось сеять кукурузу без учёта климатических условий. Особенно тяжёлой была эпоха Хрущёва. Одним росчерком его пера произошло укрупнение колхозов по всему Советскому Союзу, в результате чего деревня Тимониха получила окончательный удар. За 40-50 послевоенных лет в Тимонихе колхоз построил несколько коровников, конюшен, овчарен и не возвёл ни одного жилого дома. Мало того: было совершенно невозможно получить от колхоза помощь при необходимости заменить полы или бревно в доме из-за того, что строго запрещалась вырубка деревьев в лесах примерно с середины 30-х годов. В результате жилых домов стало меньше на одну-две дюжины. Дом Белова-сан также не стал исключением. В колхозе совершенно очевидно уделялось более серьезное внимание не людям, а животным, не людям, а плану.
От крестьян только и требовалось подчиняться приказам. В таких условиях неизбежно утрачивались общинные и семейные связи, вымирали и исчезали веками создававшиеся традиции, обычаи, вера, крестьянская культура и художественные таланты. Деревенский люд, утративший желание работать на земле, убегал в города, используя всевозможные «связи». Молодёжь, отслужив в армии, в деревню не возвращалась. Девушки также, соперничая друг с другом, уезжали в города. В деревне не стало видно ни молодёжи, ни детей. Оставшиеся начали постепенно тонуть в вине. А до революции в рот не брали крепкие напитки, вроде водки.
О таком вот современном состоянии деревни Белов-сан говорил в полный голос уже с середины 60-х годов. Как один из представителей крестьянства он мог судить об этом изнутри и взывал о необходимости коренных реформ за 20 лет до перестройки. В условиях советской системы подобное поведение требовало подлинного мужества.
Белов-сан был не единственный, кто поднял тогда голос. Абрамов, Залыгин, Распутин – все писатели, называемые «деревенщиками», выразили подобный протест.
В 1984 году правительство Черненко выдвинуло план поворота течения впадающих в северные моря северных рек и рек Сибири в южное, Каспийское море. Тогда Белов-сан и его единомышленники выступили против этого плана и в конце концов в 1986 году заставили отказаться от него. Но и после того и чиновники, и официальные учёные пытались возродить идею, предлагая новые пути осуществления. Пройдя через опыт протестного движения? Белов-сан и его единомышленники стали воплощенным символом людей, протестующих против политики центра, бюрократии, эксплуатации природных ресурсов.
Авария на Чернобыльской атомной станции в апреле 1986 года подвела к черте: жизнь или самоуничтожение. Тогда писатель обратился к публицистической деятельности и общественно-политической критике в большей степени, чем к художественному творчеству.
С 86-го года Белов-сан активно включился в перестройку, настойчиво говоря о необходимости коренных реформ. Он стал в 89-ом членом Верховного Совета, который являлся высшей законодательной властью в стране; в какой-то момент даже сблизился с Горбачёвым. Но по мере развития перестройки началась война за захват государственных средств производства. К тому же, перестройка осуществлялась под контролем Америки и Западной Европы и брала за образец их капитализм и демократию. КПСС и правительство проявили себя оппортунистами. В результате Белов-сан стал решительно отвергать методы перестройки. Невыносимым было для него полное невнимание к аграрному вопросу.
Тогда он имел обыкновение просиживать у телевизора во время прямых трансляций заседаний Верховного Совета. На сессиях Верховного Совета он горячо, страстно выступал, прибегая с языку северорусского крестьянства; напоминал о тяжелейшем состоянии сельского хозяйства, о важности его развития, но никем не был услышан. Это был глас вопиющего в пустыне.
В 1991 году Советский Союз распался. На сельское хозяйство и в этой ситуации не обратили внимания. Рынок заполнился иностранными продуктами. Вологодское масло продавалось в магазинах как масло финского производства.
В 97-ом был упразднён колхоз «Родина», в который входила деревня Тимониха. Но уже задолго до этого в Тимонихе и во всей округе не было потребителя ни на молоко, ни на мясо. Закрылся очень большой по местным масштабам пищевой комбинат в Харовске. Государство рассчитывало на возникновение фермерских хозяйств, но в окрестностях Тимонихи даже сейчас это всего одно хозяйство. Его держит семья из трёх человек. Они занимаются и самообеспечением и самореализацией -- работа изо всех сил. У них в хозяйстве три коровы, несколько овец, куры и кролики – только и всего.
В последние годы Белов-сан постепенно пришёл к православной вере. Он сосредоточился на изучении Достоевского, Леонтьева, Ильина и других религиозных мыслителей и консервативных философов. В нём обрели полную силу охранительные, почвенные тенденции, отвергающие евро-американский мир, современность, прогресс, интеллигенцию, проступившие в его творчестве и у писателей-«деревенщиков» ещё в середине 70-ых.
Постоянный адрес этого материала в сети Интернет –
http://ru-jp.org/yasui_ryohei_01.htm
##### ####### #####
ОКНО В ЯПОНИЮ -
E-mail бюллетень
Общества "Россия-Япония",
# 02, 2006.01.10
http://ru-jp.org
ru-jp@nm.ru
##### ####### #####
|
|