О творческой деятельности Софу Тэсигахара, его философских взглядах, смелых преобразованиях, новшествах в области икэбаны написано много. Мне же хочется поделиться с читателями своими немеркнущими впечатлениями от встречи с ним 33-летней давности. Я бесконечно благодарна судьбе, предоставившей мне счастливую возможность встретиться с этим великим художником и мастером икэбаны XX века, в течение месяца быть рядом с ним, наблюдая его непосредственно в жизни и творчестве. Впервые со школой Согэцу я познакомилась в 1962 г., будучи главным редактором журнала "Цветоводство". Тогда в составе делегации деятелей культуры Японии к нам пожаловала старший преподаватель школы Курамочи Юрико. Она и открыла нам мир икэбаны. В 1968 г. при содействии Посольства Японии при Обществе "СССР-Япония" был учрежден Московский клуб "Икэбана", возглавить который довелось мне. Несколько лет под руководством женщин из Посольства мы изучали в клубе икэбану по программе школы Согэцу, а через журнал "Цветоводство" велось заочное обучение этому искусству.

В июле 1968 г. в нашу страну прибыл сам Софу Тэсигахара вместе со своей супругой Хамой, секретарем М. Танибаяси и четырьмя ассистентами-преподавателями Согэцу. В свои 67 лет Софу за месяц провел в Москве, Ленинграде, Киеве и Сочи 7 публичных демонстраций икэбаны, на которых присутствовало свыше 2 тыс. человек, и 4 большие выставки, где побывало более 100 тыс. человек. Успех его выступлений всюду был ошеломляющим.

Мне довелось непосредственно участвовать в организации и проведении всех этих мероприятий и сопровождать Софу в его поездках по стране. В памяти до сих пор четко сохранился образ этого необыкновенного человека, будто все было совсем недавно...

Невысокий, полноватый, но довольно подвижный, в очках, с неизменной тростью. На своих демонстрациях и презентациях выставок он чаще всего был в традиционной японской одежде с фамильными гербами. В других случаях носил европейский костюм, но без галстука - при "бабочке" или в водолазке. Софу был очень внимательным, располагавшим к себе собеседником. Всегда оживлен без чопорности, даже при малознакомых людях. Он был удивительно щедрым человеком. Из Токио привез с собою целую библиотеку ценнейшей литературы по икэбане, главным образом авторскую. Мастер одаривал книгами и альбомами каждого, кто проявлял интерес к его искусству и чем-нибудь содействовал успеху его визита.

Софу не стеснялся задавать много вопросов. Казалось, ему до всего есть дело, он не выносил каких-либо неясностей... От его цепкого взгляда не ускользали даже мелочи, которые могли просто не заметить другие.

К приезду С. Тэсигахара в Москву члены клуба "Икэбана" уже прошли начальный курс обучения. Конечно, нам не терпелось продемонстрировать свои познания. В павильоне роз Главного ботанического сада мы устроили выставку: около 70 композиций, в основном, учебного типа. Надо было видеть, с каким вниманием и терпением Софу рассматривал каждую работу. Критические замечания он делал деликатно, щадя наше самолюбие и подхватывая проблески таланта у новичков. Каждый участник той первой выставки получил бесценный документ из рук самого Софу - подписанное им свидетельство о пройденных первых шагах в искусстве икэбаны.

Этот выдающийся художник обладал даром образного мышления. Как-то в Киеве мы все, включая переводчицу М.Г. Доля, гуляли ночью по живописным склонам и оказались близ белостенного храма с высокой колокольней и куполами, увенчанными позолоченными крестами. Подсвеченный снизу и с боков, храм как бы выхватывался из окружающего мрака и возносился к небу. Мы молча с восторгом любовались этим завораживающим зрелищем. И вдруг Софу сказал, что он выразил бы эту прекрасную картину в икэбане, построив прямостоячую композицию с использованием трубчатых белых лилий с золотистыми пыльниками.

Софу был неутомим в своем творчестве, причем львиную долю времени он тратил на подготовительную работу (предварительное знакомство с местом и условиями для демонстраций и выставок, подбор растительного материала и т.д.). Сразу по прибытии в Москву, прямо из Домодедово, не заезжая в гостиницу, он направился в Музей изобразительных искусств им. Пушкина, где намечалась его большая трехдневная выставка, оттуда - в Библиотеку иностранной литературы, в конференц-зале которой планировались две демонстрации. Утром следующего дня он был уже в дендрарии Ботанического сада МГУ на Воробьевых горах. Стоя под кронами деревьев, он тщательно выбирал материал. С разрешения администрации его ловкие ассистенты взбирались на деревья и спиливали по указке мастера нужные ветки. Удивляло сравнительно малое их количество: ходил, долго выбирал, обдумывал, а в результате взял так немного... Потом все это было использовано почти полностью, с незначительными отходами, без запаса "на всякий случай". Оказывается, еще ночью им было все рассчитано точно. А я испытывала щемящее чувство стыда, невольно вспоминая нашу расточительность и безалаберность: на занятия по икэбане мы волокли охапки веток и цветов, заполняя потом сверх меры мусорные контейнеры зря погубленными растениями. Теперь, в результате многолетнего преподавательского опыта, я легко определяю "продвинутость" своих учеников по количеству растительного материала, который они приносят на занятия (точнее - по объему отходов).

В 60-е годы цветочных магазинов у нас было мало, да и в них торговали преимущественно горшечными растениями. Импорта не было. Срезанные цветы можно было приобрести лишь в специализированных научных учреждениях или у любителей. Поэтому в Москве мы отвезли Софу на цветочно-декоративную станцию Сельхозакадемии им. Тимирязева. Шествуя между делянками огромного опытного поля с цветущими летниками и многолетниками, Софу порой останавливался или коротко переговаривался с ассистентами, те что-то быстро записывали и вычерчивали в своих блокнотах, а сопровождающие сотрудники станции фиксировали заказы на цветы. И здесь поражало сравнительно малое их количество. Потом только выяснилось, что наряду с осмотром плантаций мастер намечал планы-эскизы будущих композиций и заказывал только то, что требовалось.

Не желая выглядеть крохоборами, цветоводы станции выполнили все заказы, однако значительно превысили их объемы (на всякий случай). Софу это было непонятно. Его очень настораживало то, что ему не выписали счет за цветы. И он явно опасался подвоха: вдруг неоплаченный заказ будет необязателен и его показы окажутся под угрозой срыва. Или он будет поставлен перед фактом "раздутых" счетов, нарушающих его смету расходов? На обратном пути я как могла доходчивей пояснила, что цветы ему даются бесплатно. Опытная станция - государственная организация, а он наш гость и делает для советских людей доброе дело. "Так кто же понесет убытки?" - недоумевал он. Однако Софу довольно быстро освоился с нашими порядками (вернее, беспорядками) и в дальнейшем нигде не заводил разговора о счетах. И все же он, очевидно, решил испробовать на прочность границы щедрости руководителей советских организаций. В оранжереях Ленинградского ботанического сада ему предложили срезать и доставить на выставку любые тропические растения. В большом бассейне плавали экзотические цветы и огромные листья виктории регия с загнутыми краями-бортиками. Софу, хитро улыбнувшись, заметил: "Интересно, а как бы это растение выглядело в икэбане?". Возможно, он имел в виду только цветок. Но в день выставки среди других тропических растений из ботанического сада в сложной упаковке был доставлен и гигантский лист виктории. Софу выглядел крайне обескураженным: он никак не ожидал такого жертвенного рвения.

Распоряжением тогдашнего Министра культуры СССР Е.А. Фурцевой Тэсигахара предоставили для выставки в Ленинграде Золотой Зал Зимнего дворца в музее Эрмитаж. Обилие позолоченной лепнины и деревянной резьбы на стенах, потолке, дверях, роскошный мозаичный паркет... Впишутся ли в такой пышный, богатый интерьер японские цветочные композиции из стволов? Но великий Мастер икзбаны сумел не только "ужиться" с подобной роскошью, но и подчеркнуть художественную значимость убранства зала.

Центром внимания его выставки должно было стать огромное сооружение из древесных стволов и веток. Выгрузка из грузовика такого крупномерного материала у подъезда Эрмитажа вызвала целый переполох у охраны, пожарников и другого персонала. Обычно в этот храм искусства посетители входят в бахилах, чтобы не загрязнить и не поцарапать паркет. А тут - деревья, коряги... Но команда Софу молниеносно выстлала весь путь от входа до Золотого зала, а затем и сам зал крепким полиэтиленом, невиданным у нас дотоле. Широченные рулоны его доставили из Токио. Так что ни малейшего урона музею нанесено не было.

Составление и размещение работ провели довольно быстро. На подиумах и тумбах, согласно плану и готовым эскизам расставили вазы и соответствующие растения. Основная большая композиция высотой до 4 м, создавалась на полу (поверх пленки) под непосредственным руководством Софу. По ходу работы он постоянно давал указания помощникам, ловко манипулируя тростью как указкой; иногда что-нибудь корректировал, пробовал прочность отдельных узлов конструкции, часто отходил и осматривал работу издали. Всевозможные инструменты и подсобные материалы были распиханы по многочисленным карманам спецодежды ассистентов. Даже во время работы вокруг не было ни обрезков, ни мусора - все это как-то сразу и незаметно исчезало в карманах или мусоросборниках.

Софу был великолепным лектором и демонстратором, хорошо владел обширной и разношерстной аудиторией. Он очень убедительно показывал, что только безжалостно избавившись от излишних частей растений, можно добиться подлинной выразительности икэбаны. Например, брал в руки разветвленное соцветие белой лилии, удалял из него один за другим многие красивые цветки и бутоны, и - при общем вздохе наэлектризованной аудитории - срезал последний полностью раскрывшийся цветок, оставив нетронутым единственный полураспустившийся бутон... В другом случае густооблиствленную ветку березы он сравнил с чрезмерно болтливой женщиной. Убрав лишние веточки и листья, мастер чудесным образом обнажил удивительно красивые линии стебля и развилки.

Создавая на глазах у публики свои художественные шедевры из растений, Софу непрерывно общался с залом. Отпускал меткие реплики, шутки и одновременно успевал отвечать на письменные вопросы зрителей, которые непрерывно подбрасывала ему переводчица. А в небольших паузах не забывал благодарить научные учреждения, хозяйства, цветоводов-любителей и всех других, кто хоть чем-то содействовал выполнению его миссии.

Переполненный зал то восхищенно замирал, то взрывался дружным смехом или аплодисментами. Вообще Софу был очень общительным веселым человеком, не прочь был подтрунить над своими ассистентами. Отдых, совместное застолье, и даже работа часто сопровождались смехом, шутками. В то же время он был строг и требователен к себе и помощникам, которым нередко доставалось за оплошности. Однако чувствовалось, что они обожают своего неугомонного мэтра и понимают его с полуслова, с полувзгляда. Накануне отъезда Тэсигахара из Москвы в Посольстве Японии был дан прощальный обед. На нем присутствовали мастер и его спутники, посол Японии г-н Накагава с супругой, три ответственных сотрудника Посольства и я с переводчицей. После обеда вся компания перешла в гостиную, где продолжился обмен впечатлениями о большой и плодотворной работе Софу в нашей стране. Затем по просьбе неутомимого гостя состоялся импровизированный концерт. Г-н Накагава исполнил на русском языке песню о Степане Разине, подстрекаемые своим учителем пели соло и хором помощники Софу. Пел и он сам. Эту удивительную атмосферу дружбы, теплоты и сердечности мне никогда не забыть. В конце прощальной встречи Софу сказал, что он никак не ожидал, что его пребывание в СССР окажется столь успешным, поучительным и приятным. Его поразило то теплое и благожелательное отношение к нему и понимание его искусства, которые он чувствовал всюду - при встречах с официальными лицами, общественными деятелями и простыми людьми....

Школу икэбана Согэцу Софу Тэсигахара основал в 1927 г. В классической икэбане, берущей свое начало в глубокой древности, ассортимент растений был ограничен, разрешалось пользоваться лишь теми растениями, которые произрастали в Японии. А такие "иностранцы", как розы или антуриум, отвергались. И не всякий сосуд подходил для икэбаны. Существовали специальные вазы, производимые только для этой цели. В 1936 г. вместе с известными мастерами икэбаны того времени Софу Тэсигахара принимает декларацию "Новой икэбаны". Участники этой акции отвергали устоявшиеся канонизированные формы, отказывались ограничивать ассортимент растений и выбор сосудов. "Новая икэбана" должна была постоянно развиваться и не придерживаться установленных форм, но с творческой добросовестностью быть привязанной к современному образу жизни. Энергичные усилия и огромный талант Софу были направлены на то, чтобы поднять уровень икзбаны от развлекательного занятия до подлинного искусства. Он обнаружил новый подход к созданию композиций из растений, включил в свой арсенал новые технические приемы расстановки цветов и материалы. Софу впервые использовал не только живые ветки и цветы, но и листья, корни, коряги, обрубки стволов, ошкуренные и высушенные, часто окрашенные, лозы лиан и пр. Также впервые за всю историю икэбаны он начал привлекать для аранжировок инородный материал: камни, железо, пластик, бумагу, перья, проволоку и т.п. Такого рода авангардистские приемы первоначально встретили среди знатоков бурный протест. Но как всякое новое и высокохудожественное в искусстве неизбежно пробивает себе дорогу, так и созданная Софу школа Согэцу, в конце концов, получила признание широкой публики. Школа Согэцу впервые поставила вопрос о приспосабливаемости икэбаны к любой обстановке - как японской, так и европейской. Не остались неизменными и формы композиций. Софу был также хорошо известным в Японии и во многих странах скульптором, так что не случайно икэбану он считал искусством, ближе всего стоящим к ваянию. Его новые идеи быстро распространились не только в Японии, но и за ее пределами. В настоящее время школа Согэцу играет ведущую роль в мировой икэбане, она обучает студентов и преподавателей по всей Японии и за рубежом, у нее более миллиона последователей. После ухода из жизни Софу (1979 г.) главой школы Согэцу стала его дочь Касуми, но через 9 месяцев она скончалась. Бразды правления взял ее старший брат Хироси - известный кинорежиссер, а затем выдающийся мастер икэбана. Но вот 14 апреля 2001 г. не стало и его. Сегодня глава Согэцу - его талантливая дочь Аканэ Тзсигахара.

Н.П. Николаенко
mailto:russia-japan@altavista.net