Общество "Россия-Япония":
http://ru-jp.org/

Е.М.Дьяконова


СТАРЦЫ-РАССКАЗЧИКИ В СРЕДНЕВЕКОВЫХ "ИСТОРИЧЕСКИХ ПОВЕСТВОВАНИЯХ" (РЭКИСИ МОНОГАТАРИ)

В конце эпохи Хэйан появились сочинения, которые позже, уже в эпоху Мэйдзи (1868-1912), получили название рэкиси моногатари - "исторические повествования" . Питательной средой для исторических повествований стали, с одной стороны, национальные истории, в основном "Кодзики" ("Записи о деяниях древности", 712 г.) и "Нихон сёки", или "Нихонги" ("Анналы Японии", 720 г.), первое из шести важнейших историографических сочинений древней Японии - "Риккокуси" ("Шесть национальных историй"), написанные по-китайски, а с другой - лирическая стихия эпохи, воплотившаяся в повестях-моногатари и стихотворениях-вака, которые создавались, главным образом, женщинами на японском языке - вабуне.

Национальные истории - официальные и частные - стали предшественниками нового жанра XI в. - рэкиси моногатари ("исторические повествования"), представленного девятью обширными сочинениями, большинство которых содержат в названии слово "зерцало" (кагами). Общая цель сочинителей исторических повествований была одна - соединенными усилиями воспроизвести в литературной форме частную историю Японии, не допуская разрыва в повествовании. Некоторые исследователи, в частности, Ока Кадзуо в этом контексте вводят термин "человеческая история" (нингэн рэкиси) . Все вместе авторы зерцал описали историю Японии с мифологических времен до 1603 г., а вкупе с авторами "Шести национальных историй", полагает Нумадзава Тацуо, воспроизвели японскую историю во всей полноте . Мы же считаем, что официальный "серьезный" вариант истории с неизбежностью требовал (по принципу дополнительности) появления другого - более свободного, лично интонированного, приближенного к человеку варианта, т.е. такого текста, где, в согласии с хэйанскими ценностями, была бы ретроспективно изображена личная жизнь истрических персонажей.

Первым зерцалом, по некоторым источникам, считается "Эйга моногатари" ("Повесть о расцвете", Х1 в.), а по другим - "О:кагами" ("Великое зерцало", Х1 в.). В обоих этих памятниках (но в разных ракурсах) описывалось правление рода Фудзивара с 850 по 1025 гг., т.е. наиболее яркая эпоха японской истории времен правления четырнадцати императоров и двадцати канцлеров, регентов и министров.

В "Мидзукагами "("Водяное зерцало", автор Накаяма Тадатика, ум. 1193 г.) описана история пятидесяти четырех императоров начиная с императора Дзимму по 850 г. В "Имакагами" ("Нынешнее зерцало", 1170 г.) повествовалось о событиях 1025-1170 гг.

После смерти Фудзивара Митинага в 1027 г. аристократия блестящей столицы Хэйанкё: быстро утратила свое влияние; авторами "зерцал", видимо, владела идея ретроспективного восстановления и подтверждения легитимности правления именно рода Фудзивара, каковая была связана с образом зерцала как одной из трех императорских регалий (зерцало кагами, меч цуруги и драгоценная яшма магатама). Зерцало признавалось самой священной регалией, представляющей тело самой Аматэрасу; по легенде, оно, начиная с правления императора Суйнина (трад. 298 г. до н.э. - 70 г. н.э.), хранилось в большом храме Исэ, до того - в императорском дворце.

Почти во всех сочинениях жанра"зерцал" (кагами) рассказ ведется от имени старца (или старцев) или старухи (окина или омина) - все они, по признанию японских ученых, - наследники рассказчицы или рассказчика из Кодзики Хиэда-но Арэ, слова которой записывал придворный истриограф О-но Ясумаро:.

В серии зерцал - первое "Великое зерцало", его центральная фигура - старец-рассказчик Ёцуги. Старцы встречается и в первых японских повествованиях-моногатари: Такэтори моногатари ("Повесть о деде Такэтори", 1Х в.) и Уцубо: моногатари ("Повесть о дупле", 1Х в.), Отикубо моногатари ("Повесть об Отикубо", 1Х в.) - все они получили наименование окина моногатари ("повести старцев" или "повести о старцах").

В "Нынешнем зерцале" также повествующем о расцвете рода Фудзивара, рассказ ведет старуха по имени Аямэ; о себе Аямэ говорит, что она когда-то в незапамятные времена была в услужении у прославленной писательницы эпохи Хэйан Мурасаки Сикибу, автора "Гэндзи моногатари" ("Повести о Гэндзи", Х в.). Ее слушают люди, собравшиеся в храме Хасэдэра, посвященном богине милосердия Каннон и особенно часто посещавшемся женщинами. "Водяное зеркало" - сочинение позднего периода эпохи Хэйан и раннего - Камакуры; протагонист здесь - бесконечно древний вещий старец, помнящий еще эру богов. Старец повествует также в храме Хасэдэра о событиях от первого императора Дзимму до того года (850), с которого начинается "Великое зерцало". "Ясное зерцало" принадлежит уже другой эпохе - Намбоку, но, как и предыдущие, написано каной, рассказ в нем ведет старая монахиня (ей более ста лет), ее автор повествования встретил в храме Сага на северо-востоке столицы. Таким образом, выстраивается линия преемственности старцев-рассказчиков в жанре "зерцал".

Фудзивара Таканобу (ум. в 1205 г.) создал произведение, охватывающее события периода с 1184 по 1198 гг., и назвал его "Ияёцуги" - "Дополнение к Ёцуги" (до нашего времени не сохранилось). "Увеличивающее зерцало" (в другом переводе "Ясному зерцалу" - "Масукагами") сочинение было поставлено в один ряд с "Мидзукагами", "Имакагами" и "О:кагами" - все вместе они в японской филологии носят название "Четыре зерцала" (сике:).

В человеческой культуре различаются две существенные для нас тенденции осмысления символики зеркала. "Одна из них связана с представлением о зеркале как средстве опознания подлинного образа вещей и отличается дидактической направленностью. Другая исходит из роли зеркала как силы трансформации и тесно соприкасается с магией зеркала" . В нашем случае мы, видимо, имеем дело с частичным объединением двух типов понимания категории зерцало, хотя всякая дидактика в "исторических повествованиях" отсутствует. Для нас в данном случае существенно, что в произведениях данного жанра образ зеркала непременно связан со старцами-рассказчиками.

В первой главе "Кодзики" в Предисловии Ясумаро говорится: "И вот, узнаем мы о том, что прикреплено было зерцало и выплюнуты яшмы; и что наследовали друг другу сотни царей…".

В "О:кагами" зерцало - это символ власти, а повествования "зерцала" следует понимать как "истории о власти", или, точнее, о передаче власти. А поскольку властью обладали не императоры-тэнно, а регенты и канцлеры из рода Фудзивара, то "О:кагами" читается как "история о власти Фудзивара".

Однако образ зерцала в "исторических повествованиях", по крайней мере, не одномерен, а иногда энигматичен.

Второстепенный рассказчик Сигэки сравнивает главного повествователя Ёцуги с "отполированным зеркалом, в котором отражаются разные формы" . Он говорит: "Когда слушаешь ваши рассказы, то кажется, будто стоишь против ясного зеркала, и, с одной стороны, смущает, что так отчетливо видишь свое лицо, а с другой - замечательно, что так хорошо видно. Вот так чудо!" Сигэки восклицает: "Вы будто бы поднесли зеркало, в котором отразились многие императоры, а еще деяния многих министров, у нас такое чувство, словно мы вышли из тьмы прошедших лет, и утреннее солнце ярко осветило все".

Ёцуги же называет себя "ясным зеркало старого фасона", противопоставляя старое зеркало (фурукагами) новомодному, но быстро тускнеющему: "Разве не мнится вам, будто стоите вы перед модным зеркалом в форме цветка мальвы о восьми лепестках, помещенным в лаковую шкатулку, украшенную перламутром? Нет-нет, такие зеркала ярко сверкают, но легко тускнеют. Конечно же, древние зеркала старинного фасона - белые, металлические, хотя и не отполированы человеческими руками, сияют так ярко…"

Вместе с тем старец перед зеркалом предается созерцанию и постижению человеческого сердца. Один из них сочинят такую танка:

"Сигэки сочинил:

Пред светлым зеркалом
Все, что минуло,
И ныне сущее,
И то, что грядет,
Прозреваю".

Ёцуги сравнивает себя не только с зеркалом, но и с Буддой Шакьямуни, вращающим Колесо жизни, называет себя "старцем, коему ведомы все дела в мире, кто все помнит". Таким образом, образ зеркала трактуется им двояко: с одной стороны - сам рассказчик - зеркало, с другой стороны - оно отражает движение Колеса жизни и само напоминает это колесо по форме, сливается с ним.

Другой старец Сигэки, также участник беседы, но на вторых ролях, он уничижительно говорит о себе, как о "зеркале в шкатулке для гребней, что брошено в женских покоях".

"Зеркало в шкатулке для гребней в покоях жены замутилось, в нем ничего не разглядеть, мы не собрались отполировать его, так оно и лежит ненужное, брошенное в шкатулке для гребней, и мы привыкли к этому!"

Таким образом, речь идет о зеркале действующем, магическом, отражающем и - бездействующем, не одухотворенным, пустом и ничего не отражающем, лежащем в запертой шкатулке. Зеркало в данном случае отождествляется с человеческой душой, в которой запечатлеваются события и люди.

Некоторые японские исследователи рассматривают исторические повествования как "особого рода историю, чей образ - это непрерывная последовательность времен от эпохи к эпохи". Кроме того, история - это непременно повествование о судьбах. Старец-рассказчик представляет дело следующим образом: "Я, Ёцуги - старец, внушающий благоговение. Разве не приходится людям честным думать обо мне со смущением, [сравнивая себя со мной]. Я - старец, коему ведомо все в мире, кто все помнит и ничего не забывает. Среди тысяч дел, что я видел глазами, слышал ушами и собрал воедино, счастливая судьба нынешнего господина, Вступившего на Путь ню:до:-доно [Митинага] не имеет себе равных, неизмерима, и нет за ним ни второго, ни третьего, об этом мы слышали в старину, и видим это нынче… Нет в мире событий, которых бы я не видел и о которых бы не слышал. Думаю, многие не ведают ничего о делах, о коих говорит сей Ёцуги".

Кто же такие старцы-рассказчики Ёцуги и Сигэки? Их роль настолько велика, что в эпоху Эдо, например, циркулировали такие названия фольклорных вариантов "Великого зерцала": "Повесть старца Ёцуги" ("Ёцуги-но окина моногатари"); "Повесть двух старцев" ("Футари-но маи-но окина моногатари"). "Повесть о расцвете" также называли "Ёцуги моногатари", и в российской научной литературе это название переводилось как "Повесть о преемственности поколений". Крупнейший драматург эпохи Токугава Тикамацу Мондзаэмон назвал одну из своих пьес "Повестью Ёцуги о братьях Сога" ("Ёцуги Сога"). "Ёцуги" стало родовым обозначением любой неофициальной исторической хроники особого типа.

Сам по себе образ старца (окина) значим в японской культуре, отмечала А.Е.Глускина, окина участвовали в обрядовых представлениях та-асоби (полевые пляски) и тауэ мацури (празднество посадки риса), связанных с посадкой и сбором риса, а также в представлениях саругаку, дававшихся в синтоистских и буддийских храмах бродячими труппами. В церемониальных представлениях, связанных с сельскохозяйственными работами, участвовали старцы, иногда два, иногда три: один из них носил имя Ёцуги-но окина.

А.Е. Глускина пишет, что окина - постоянная фигура в таких представлениях, ритуально-обрядовых действах, это образ родового старейшины, бывшего в свое время распорядителем всех земледельческих работ, а также главной фигурой во всех представлениях, напоминающих о культе предков: старец окина = та арудзи = хозяин поля, после смерти глава рода обожествлялся, потом его стали называть та-но ками (божество поля). Крупнейший фольклорист Оригути Синобу, например, в статье о та-асоби упоминает старика и старуху (окина, или омина и ба). В "Великом зерцале" кстати тоже присутствует старуха-рассказчица - супруга Сигэки, роль ее невелика, всего несколько реплик. Многие комментаторы полагают, что имена старцев значимы и поддаются расшифровке: полное имя первого старца, утверждающего, что ему 150 лет (он родился в 876 г., а действие происходит в 1025 г.), - О:якэ-но Ёцуги; о:якэ означает "императорская ветвь", а ёцуги - "наследник" или "наследование", кроме того слово ёцуги может быть разделено: ё - означает "мир", "наш бренный мир" или "время", "наше время", "поколение", а цуги - "наследование", "чередование", "преемственность", "следующий". Так что имя старца в целом может быть прочтено как "Наследование (или преемственность) императорских поколений", и это как нельзя лучше разъясняет смысл памятника. Заметим, что слово цуги - "следующий" - ключевое для "Великого зерцала". Все биографии императоров начинаются со слова цуги-но ("Следующий государь именовался императором Тэнряку"), подчеркивая преемственность государей Ямато ("хицуги" - букв. "светозарная последовательность"), их происхождение от небесных государей-богов, родоначальником которых был Ниниги-но микото, внук богини солнца Аматэрасу; выстраивая преемственность, уходящую в обе стороны линии времени: в прошлое, причем первые императоры видятся в отдаленной перспективе, и в будущее, к неведомым пока поколениям правителей. Преемственность этой перспективы подчеркивается еще и тем, что в Японии, как всегда утверждалось, правила всегда и продолжает править до сих пор императорская династия - потомков богини Аматэрасу и Ниниги-но микото. Ёцуги, например, говорит: "Череда богов и императоров, чьи имена при всем моем благоговении сами являются на мои уста…". "Великое зерцало" складывалось на фоне уже существующих как отдельный историко-государственный жанр императорских списков, начиная с полулегендарного, но уже земного императора Дзимму.

Понятие ё -"мир" также ключевое для "Великого зерцала". В эпоху Хэйан этой категории, носящей скорее временной, чем пространственный характер (Горегляд), придавалось особое значение в буддийском смысле: это был мир одного поколения, которое на глазах сходит со сцены, исчезает, словно иней на траве, опадающие цветы и проч. в соответствии с концепцией мудзё:, иллюзорности, бренности всего сущего. Характерно, например, такое выражение: "Этот мир, еще более мимолетный, чем сон…" (Юмэ-ёри мо хаканака ё-но нака…), постоянно встречающееся в "Великом зерцале". Мимолетность, изменчивость рассматривалась как нечто имманентно присущее жизни, ё - это именно мир преходящий, и вместе с тем в ё заложено представление о смене поколений, в том числе и поколений императоров и канцлеров. В этом контексте имя старца Ёцуги приобретает новое измерение.

Имя другого старца - Нацуяма-но Сигэки (букв. "Разросшиеся, или отяжелевшие деревья на летних горах"), видимо, в согласии с традицией, должно обозначать процветание рода Фудзивара (чье родовое имя буквально означает "поле глициний"). Вокруг имени Фудзивара возникла своеобразная поэтика расцвета. Цветение, разрастание трав и ветвей, расцвет, слава - эпитеты тесно связанные с домом Фудзивара; один из них вошел в состав названия исторического повествования "Повесть о расцвете" (Эйга моногатари). Это понятие - эйга - в центре многих исследований об "исторических повествованиях". Эйга - слово китайского происхождения (жун-хуа), означает расцвет-цветение, где эй (жун) - цветение цветов и трав, а га (хуа) - цветение деревьев. Вместе с тем употребляется и в смысле " мирской славы", "процветания на жизненном поприще". Понятие это в обоих смыслах употреблялось в "Записках историка" и в "Чжуан-цзы" (У1 в. до н.э.); в японскую литературу эпохи Хэйан оно пришло, видимо, как полагает МакКалау, через посредство танских новелл и поэтических антологий периода Шести династий . Понятие эйга, достаточно редко встречающееся, по мнению многих японских исследователей, применялось именно к тому типу славы и расцвета, связанного с обладанием полной властью, которым пользовался Фудзивара Митинага. Прослеживая происхождение этого слова в номенклатуре средневековых японских категорий, японские исследователи обращаются к "Повести об Исэ" , классическому произведению ута-моногатари, к которому японские писатели и поэты множество раз обращались в поисках вдохновения и аллюзий. Один человек (возможно, речь идет об Аривара Нарихира, прославленном поэте) на приеме в честь Фудзивара Масатика, когда зала была убрана по понятной причине цветами глициний (фудзи), прочитал такое стихотворение в жанре вака:

Как много укрылось
Здесь под цветами
в цвету…
И блестящей, чем прежде,
Глициний цветы!

(Перевод Н.И.Конрада)

Затем на недоуменные вопросы гостей поэт отвечает: "Блеск и слава первого канцлера теперь в полном расцвете, и я сложил стихи, в виду имея то, что "род глициний" теперь особенно цветет". Он использует цветение глицинии как метафору беспрецедентного жизненного успеха дома Фудзивара, к которому принадлежал и Масатика: канцлер этого дома Ёсифуса (804-872) достиг небывалого могущества. Еще в начале 1Х в. правил род Татибана, с середины 1Х в. - у власти регентский дом Фудзивара. При императоре Монтоку (Сэйва) (850-880 гг.) в 858 г. пост регента занял его дед с материнской стороны Фудзивара Ёсифуса, который отдал одну из своих младших дочерей в жены государю (868 г.) и стал тестем императора, а затем и дедом императора. Фудзивара-но Мотоцунэ объединил посты регента и канцлера и положил начало регентскому дому Фудзивара. А слово эйга Аривара Нарихира употребляет в смысле "успех", "мирская слава", связывая ассоциативно с глицинией, т.е. с родом Фудзивара. Таким образом, имя второго старца - Нацуяма-но Сигэки - тесно связано с образным строем исторических повествований.

ПРИМЕЧАНИЯ И ЛИТЕРАТУРА

Наименование жанра - рэкиси моногатари (исторические повествования) появилось в эпоху Мэйдзи; известный филолог Хага Яити использовал этот термин в 1919 г.
Ока Кадзуо. О:кагами ["Великое зерцало"]. Токио, 1955. c. 345.
Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дайдзитэн [Словарь классической японской литературы]. Токио, 1933. c. 56.
Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Tale. L., 1967. P.392.
Малявин В.Б. Чжуан-цзы. М., 1985. с. 200.
Кодзики. Записи о деяниях древности. Свиток 1. Пер. Е.Пинус. Спб., 1994.
Перевод фрагментов из "О:кагами" сделан автором по изданию: Мацумура Хиродзи. "О:кагами". - В сер.: Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т.21.Токио, 1962.
Зеркала в древности и в средневековье импортировались из Китая (начиная с династии Хань - 206 г. до н.э. - 220 г. н.э.), они были бронзовыми круглыми или восьмиугольными в форме цветка мальвы, около 30 см в диаметре, оборотная сторона была покрыта узорами. Существует мнение, что зеркала ввозились и из Кореи или через Корею.
Экида Кацуо. Кё:ко: "до:дзидайси" - но катарибэ. "О:кагами" сакуся-но омокагэ. (Выдуманный рассказчик-"современник". Облик автора в "Великом зерцале"). - В кн.: Нихон бунгаку кэнкю: тайсэй. "О:кагами", "Эйга моногатари" / Составитель Кавакита Нобору ("Обзор исследований по японской литературе. "Великое зерцало". "Повесть о расцвете").Токио, 1983, с. 13.
Экида Кацуо. Кё:ко: "до:дзидайси" - но катарибэ. "О:кагами" сакуся-но омокагэ. (Выдуманный рассказчик-"современник". Облик автора в "Великом зерцале"). - В кн.: Нихон бунгаку кэнкю: тайсэй. "О:кагами", "Эйга моногатари" / Составитель Кавакита Нобору ("Обзор исследований по японской литературе. "Великое зерцало". "Повесть о расцвете").Токио, 1983, с.13.
Глускина А.Е. Народные песни и пляски Кагура (неопубликованная рукопись). О старцах окина также писал крупнейший японский фольклорист Оригути Синобу. См.: Оригути Синобу. Нихон миндзоку каку рон ( Изучение японских народных песен). Т. 7. - Оригути Синобу дзэнсю: (Полное собрание сочинений Оригути Синобу). Токио, 1974.
О возможности подобной интерпретации имен старцев-рассказчиков писал, например, Yamagiwa, см.: The O:kagami. A Japanese Historical Tale. Transl. by Joseph K. Yamagiwa. London, 1967, с 253.
Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе Х-ХШ вв. М., 1975. С.123.
O:kagami. The Great Mirror. Fujiwara Michinaga (966-1027) and his Times. A Study and Translation by Helen Craig VcCullough. Princeton, 1980. P 4-5.
Исэ моногатари. Пер., вступительная статья и примеч. Н.И.Конрада. М., 1979.